Игра начинается - страница 15
– Бобы с тостами, пожалуйста. Спасибо.
Она похлопала его по плечу.
– Не говори спасибо. Зачем еще нужны матери? Разумеется, чтобы заботиться о своих детках до самого последнего вздоха.
Старуха заковыляла к шкафу, открыла и, как и Броган недавно, принялась вытаскивать банки, подслеповато их разглядывая.
Прямо-таки матушка с родным сыном, да?
– Очки забыла, – пробормотала Элси. – Это бобы или что?
Броган подошел к ней.
– Да, бобы. Давай я сам. – Он забрал у нее банку. – У тебя консервный нож есть?
Она подняла скрюченный указательный палец.
– Сейчас найду.
Открыла ящик и безошибочно положила руку прямо на консервный нож. Протянула его Брогану, и тот принялся готовить свой первый горячий ужин за последние несколько дней.
Элси смотрела, как он вываливает бобы в сковородку и запихивает в тостер хлеб. Тут ей пришла в голову одна нехорошая мысль.
– Ой! Надо же срочно сообщить Джанет. Господи, и чем я только думала?..
– Джанет?
– Твоей жене, глупенький. Вот она обрадуется! Пойду ей позвоню. Ну и что, что поздно… Повод-то какой!
Элси заковыляла к выходу. Брогану пришлось отложить ложку и схватить старуху за руку.
– Нет. Не надо!
Элси слепо уставилась ему в лицо.
– Почему не надо? Что-то случилось?
– Просто… Никто не должен знать, что я приходил. Никому не рассказывай. Никому!
– Даже Джанет?
– Особенно Джанет. Держи все в тайне.
– Но почему? Не понимаю…
– Я… не знаю, как объяснить. Но меня здесь быть не должно. И если узнают, что я приходил, то мне опять придется исчезнуть. Только уже навсегда. А ты ведь этого не хочешь, нет?
– Ох, милый мой, ни в коем случае… Это было бы ужасно!
– Вот именно. И мне бы не хотелось. Мы ведь только что встретились.
Элси взяла его за руку. Кулак Брогана у нее в ладонях казался огромным, особенно на фоне бледной старушечьей плоти, очень холодной, словно кровь с трудом пробивалась сквозь сморщенные старые сосуды.
– Не хочу, чтобы ты пропал… Мне без тебя так одиноко.
Нет, ты только послушай. До чего нагло тобой манипулирует. Ведет себя как маленький капризный ребенок. Покажи ей, кто ты, – пусть знает, что ты такого отношения не стерпишь.
Этот совет привел Брогана в замешательство. Он замялся, но тут, к счастью, щелкнул тостер.
– Готово, – сказал он. – Надо поесть.
– Да-да. Кушай, кушай, бедный мой мальчик!
Он намазал тост маслом, вывалил на него содержимое сковороды, уселся и начал есть. Элси плюхнулась на стул рядом, не сводя с него обожающего взгляда, но спорить Броган не стал. В какой-то момент она протянула ему стакан молока, и он с радостью его выпил. Потом вытащила из холодильника кусок чизкейка.
Броган не торопился. Спешить все равно было некуда, а этот дом казался гораздо уютнее соседней лачуги. Ужасно не хотелось вставать со стула.
– Мне пора идти… – сказал он наконец.
Старушка безмерно огорчилась:
– Не уходи! Алекс, не надо! Ты же сказал, что вернулся насовсем!
– Не волнуйся, я ненадолго. Завтра вечером опять приду.
– Обещаешь?
– Обещаю. Тебя разбудить?
– Да, конечно. Я приготовлю ужин.
– Буду рад.
– Тебе надо лучше питаться. Может, возьмешь что-нибудь с собой? Хотя у меня в доме мало еды…
Броган огляделся.
– Давай немного фруктов? Или кусочек пирога…
Элси не пришлось уговаривать. Она вскочила, с поразительной для своих лет ловкостью подбежала к столу и паучьими пальцами выбрала из корзинки несколько плодов поспелее. Отдала их Брогану, и тот спрятал их в мешковатый карман. Затем отрезала огромный ломоть чизкейка и завернула в фольгу.
– Спасибо, – сказал Броган.
– Тебе еще что-нибудь надо?
Тот задумался.
– Свечи. У тебя есть? И спички тоже.
Элси с радостью закивала:
– Уж это у мамочки для тебя всегда найдется.
Она открыла дверцу под раковиной и вытащила связку белых свечей и коробок спичек.
Броган с трудом распихал ее дары по карманам. Элси снова схватила его за руку.
– Просто чтобы ты знал… Мне уже немного осталось на этом свете, но сегодняшний день – лучший в моей жизни. Теперь я умру счастливой!
В душе Брогана что-то перевернулось. Люди редко говорили ему такие слова. Обычно наоборот – умирали в муках и страданиях, умоляя оставить их в живых.
– Я… мне пора, – выдавил Броган, потому что сказать было нечего.