Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - страница 8
Перевод В. Левика выполнен на более высоком поэтическом уровне, чем переводы его предшественников, и содержит меньше фактических неточностей, отступлений от смысла и реалий оригинала. Однако, следуя за этими предшественниками, переводчик допускает грубую ошибку, изменив пол обеих птиц на противоположный. Ведь в оригинале поэмы, в английском тексте, речь идёт не о Фениксе и Голубке, а о Голубе и его подруге Феникс! Это легко обнаружить, так как в восьмой и девятой строфах к Голубю отнесено притяжательное местоимение мужского рода, а Феникс названа королевой. Кроме того, как мы увидим дальше, в произведениях других поэтов, опубликованных вместе с шекспировской поэмой в том же поэтическом сборнике и посвящённых этим же таинственным «птицам», Феникс совершенно определённо и бесспорно является женщиной, а Голубь — мужчиной. Но переводчики поэмы на русский язык сами этого старинного сборника не читали, полу героев значения не придавали, тем паче что заглавие «Феникс и Голубка» звучит благозвучней, чем наоборот. Так повелось с лёгкой руки П.А. Каншина, впервые переведшего поэму более ста лет назад (1893 г.). Удивительнее, что ошибку, искажающую текст поэмы и мешающую постижению её смысла, не замечали в течение столетия несколько поколений научных редакторов и комментаторов. И только после того, как в статье, опубликованной в академических «Шекспировских чтениях 1984», я обратил внимание наших шекспироведов на эту ошибку, она была устранена в новом переводе Д. Щедровицкого[8].
Прочитав поэму, мы убеждаемся, что в ней оплакивается уход из жизни удивительной четы, названной аллегорическими именами Голубя и Феникс. При жизни их связывал брак чисто духовного свойства, но они были настолько близки друг другу, что между ними трудно даже провести грань. И хотя каждый из них имел своё собственное сердце, их невозможно представить порознь, вернее, они существуют и как два существа, и как одно целое — это невиданное доселе великое чудо света.
Реквием исполняется в память о них обоих, и мы узнаём, что умерли они почти одновременно, один за другим. Первым уходит Голубь — сгорает в пламени на глазах своей подруги, после чего она следует за ним, исчезая в этом же пламени. Изумлённые свидетели видят, как два существа окончательно становятся единым, носящим двойное имя. Здесь поэт создаёт образы крайне загадочные (и трудные для перевода), он несколько раз подчёркивает растерянность и удивление тех, кто ранее не был посвящён в эту тайну.
Всё в поэме заставляет задуматься над её героями, над их необычными отношениями, над необычной панихидой. Вначале поэт обращается к чудесной громкоголосой птице, которая с одинокого аравийского дерева должна возвестить «честным крыльям» печальную весть. Далее туманно упоминаются враждебные силы (хищные, «тиранические» крылья) и «прорицатель гибели», которые не должны приближаться к праведным, собравшимся для печальной церемонии. Некоей зловещей вороне, живущей три срока человеческой жизни, однако, тоже разрешено в ней участвовать. Лебедь — священник в белом стихаре — приглашается исполнить похоронный антифон. Торжественный тон, тщательный подбор и расположение глаголов с первых же строк подчёркивают особую значительность и глубоко скорбный характер свершающегося.
Поэма начинается с императива: «Пусть эта громкоголосая птица…»; это же наклонение встречается в тексте несколько раз. Поэт здесь не просто описывает происходящее, он как бы распоряжается развёртывающейся в медленном темпе траурной церемонией, указывая каждому участнику его место и роль. И вместе со словами мы слышим звуки органа, мелодию реквиема, льющуюся из-за строк.