Но это я так, к слову. Конечно, свидетелей надо холить и беречь. Как Витя Солонин в данную минуту холит свои ногти, входя в роль аристократа. Трудно нам пока что тягаться с мафией, ох как трудно. У нее руки не то чтобы длиннее, чем у нас, незаметнее — вот в чем дело. И нравственных запретов никаких.
Скажем, мы никогда не позволим себе взять в заложники детей бандитов. У них же — не заржавеет. Мы не можем себе позволить играть по их правилам. И потому они нас опережают.
И потому даже часто обыгрывают...
В номере нас было трое. Кроме меня и Вити, облаченного в роскошный халат с кистями, сидел малоприметный человек, тот самый Новруз Али- заде, которого, уходя от нас, Самед представил как своего в доску человека. Невысокий крепыш с глубоко посаженными глазами неопределенного возраста. То ли за двадцать, то ли под пятьдесят. Но это хорошо, что неприметный. Плохо, что пришел средь бела дня к нам в номер. Или полагает, что в это время суток не бывает свидетелей?
— Куда он хоть ехал в этот день? — спросил я, продолжая перелистывать следственные документы и не скрывая раздражения. — Здесь ничего об этом не сказано.
Новруз пожал плечами и чуть прикрыл глаза. Честные глаза, надо сказать.
— Значит, никто не знает. А похищавшие были осведомлены о его маршруте и времени следования? — спросил я.
— Получается, что так, — кивнул Новруз. —
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—