Игра случая - страница 2

– А ты сама как думаешь? – спросил ее кто-то.

Но голос на этот раз прозвучал уже позади Танечки. Она обернулась и увидела маленького старичка. Он был меньше ее ростом и очень худ. Одет очень опрятно, а на его лысой голове красовалась необычная кепочка белого цвета.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Здравствуй, – ответил ей старичок. – Я здесь садовник. Зовут меня просто: Садовник, – представился он и даже немного поклонился.

– Очень рада с вами познакомиться, – ответила девочка. – Меня зовут Танечка, – и сделала небольшой реверанс.

– Так что, Танечка, как ты думаешь, если здесь написано, что можно по газону летать, то что это значит? – спросил старичок.

– Значит, что по нему можно только летать, – тихо ответила Танечка. – А почему так написано? – тут же спросила она.

– А как по-твоему должно быть написано? – ответил вопросом на вопрос старичок, прищюрив и без того небольшие глазки и в упор смотря на нее.

– По газону не ходить, – быстро ответила Танечка. – У меня в городе так пишут.

– И что же? – спросил старичок. – У тебя в городе по газону не ходят?

– Нет, – махнула рукой Танечка. – Конечно, ходят.

– А у меня не ходят, – ответил старичок, довольно кивая головой на газон..

– Конечно, – обиженно сказала Таня. – Если написано, что можно только летать, то естественно, что ходить никто не будет.

– Так зачем же тогда я буду писать «По газону не ходить», если это не работает? – спросил Садовник, немного даже усмехнувшись, что Танечку обидело.

– Не знаю, – призналась Танечка. – Просто это очень необычно, поэтому я и спросила. Надо будет у меня дома тоже такие таблички поставить.

– Да, – согласился Садовник.

– Ящик, – сказал кто-то за спиной Танечки.

– Ой, – вскрикнула она, испугавшись.

– Да, ты не бойся, – успокоил ее старичок.

– Картошка, – сказала Таня, когда повернулась.

И действительно позади нее стояла картошка. Только она была живая: с глазами, ртом, ушами, руками и ногами. Если бы ее обуть и одеть, то можно было бы сказать, что очеловечилась. Но эта картошка была без одежды и обуви. Танечка заметила только пояс, за который были зацеплены различные садовые инструменты.

– Ящик, – повторил Картофель с той же интонацией, что и в первый раз.

– А ты весь газон подравнял? – спросил сурово Садовник.

– Весь, – ответил коротко Картофель.

– А кусты подрезал?

– Нет, – ответил Картофель.

– Так иди и подрежь, а потом получишь свой ящик, – заключил Садовник.

Картофель развернулся и пошел по дорожке.

– А где же здесь кусты? – поинтересовалась Танечка. – Я их что-то не вижу.

– А их на этой поляне нет, – ответил Садовник, смеясь и смотря на Танечку, рассчитывая, очевидно, что она тоже засмеется.

– Так зачем же вы его отправили подрезать кусты? – спросила Танечка, даже и не думая смеяться.

– Потому что он – овощ и его можно отправлять куда угодно и зачем угодно, – продолжая смеяться, сказал Садовник, теперь уже точно рассчитывая, что они посмеются вдвоем.

– Но он же живой! – воскликнула Танечка. – Это жестоко!

– Он же – О-ВО-Щ! – перестав смеяться, ответил уже сердито Садовник. – Он же соображает совсем. Ему нужен только ящик.

– Какой ящик? – спросила Танечка, совершенно не понимая про какой ящик говорит Садовник.

– Обыкновенный ящик, – объяснял уже раздраженно Садовник. – Ящик, на который можно смотреть, и ничего не делать.

– А зачем это? – не понимала Танечка.

– Чтобы ничего не делать, но при этом чувствовать, что что-то делаешь, – ответил Садовник с тяжелым вздохом.

Он уже был недоволен тем, что заговорил с Танечкой и осматривался по сторонам, рассчитывая на то, что кто-нибудь из Овощей подойдет и у него будет предлог удалиться. Но, как на зло, все были заняты.

– Я не понимаю, – призналась Танечка.

– Я тоже раньше не понимал, а теперь понял, что это очень выгодно, – ответил довольно Садовник, махнув рукой.

– Что выгодно? – опять не поняла Танечка.

– Как что? – сердито посмотрев на девочку, спросил Садовник. – Выгодно, когда твою работу выполняет за тебя кто-то другой. А ты просто даешь этому другому один из ящиков, которых у тебя очень много. Одним больше, одним меньше – уже не важно.