Игра в бессмертие - страница 34

стр.

Ну а после… после я в кафе пошла, где мы с одногруппниками тусуемся — решила найти кого–нибудь из знакомых. Там действительно были трое наших. Они на меня уставились, как на призрака; я даже рта не успела открыть, а Ленка Викторова, подруга моя, вдруг как заорёт: «Ты кто такая?! Как ты посмела взять внешность Кэсс? Думаешь, это смешно?» И разревелась. Я стою, ничего не понимаю. Говорю ей: «Лен, ты чего? Я же и есть Кэсс…» И тут Лёшка Петров на меня надвигается, будто ударить хочет. Я попятилась. А он мне: «Тело Кэсс ещё не остыло, а ты шутки шутишь?» Ну до меня и дошло, что я — это уже не я… не совсем я… и что та машина меня сбила насмерть, — за этим последовал мрачный смешок. — Ну как вам — потянет на титул «Фантазёр года»? Вручайте, если не передумали.

Я молчал.

За моим фальшивым окном зазвенел фальшивый колокол в фальшивой церкви — как на пасху, когда я был в Праге. Фальшивые прохожие шли по своим фальшивым делам. А напротив сидела девушка… фальшивая — или всё–таки настоящая?

Но интуиция подсказывала, что никакая она не фальшивка. Она не такая, как Цолфи с Ферзюбрем.

Она — человек.

— Зачем?.. — чуть слышно спросил я. — Если вы мне не солгали, то кому и зачем понадобилось копировать вашу личность?

Кэсс мотнула головой:

— Я не знаю.

— И почему процесс копирования выглядел как простой баг?

— Я не знаю.

— А тот мальчик… яблоко, бинокль, кукла — это–то тут при чём?..

— Я не знаю.

Мне оставалось лишь откинуться в несуществующем кресле.

— Но я зато знаю, — добавила Кэсс, — что все те предметы, о которых сказал мальчик, я должна получить: и куклу, и яблоко, и бинокль. В них что–то скрыто, и я чувствую, что они мне нужны. Они должны быть у меня. Пусть это звучит безумно, но без них я как будто… незавершённая. Недоделанная… словно во мне нет чего–то важного, — она вдруг упёрлась ладонями в стол, резко подаваясь вперёд: — Вы же поможете мне, Клим Ларин? Ты ведь поможешь мне… разве нет?..

«Вот блин…» — обречённо подумал я.

Наверное, мне следовало выйти в реал. Плюнуть на договор с Рябовым, позвонить в СБВ (Службу безопасности ВИРТУСа), а уж там пусть разбираются. С меня–то что взять? Я — простой ментор.

— Пожалуйста, помогите мне, — Кэсс вновь перешла на «вы». — В конце концов, мой отец для этого вас и нанял — чтобы вы нашли те предметы. Просто забудьте, что я — копия Кэсс.

В глазах её были настойчивость и мольба. Опасное сочетание… Особенно если умеешь им пользоваться.

Я постучал пальцами по столу. Вздохнул и нехотя сказал:

— Два вопроса. Первое: как вы вообще узнали, что ваш отец кого–то нанял, если не можете выйти из ВИРТУСа? И второе: зачем сконструировали внешность подруги, когда могли напроситься ко мне в напарницы с любым другим аватаром?

Кэсс с готовностью кивнула:

— Я объясню…

И она стала объяснять.


Осознав, что в реале её нет в живых, Кэсс уже не пыталась покинуть ВИРТУС: поняла, что это невозможно. Остаток того дня (а точнее, вечер и ночь — ведь машина её сбила в седьмом часу вечера) Кэсс провела там, где очнулась — в комнате с её аватарами. Она не знала, что ей делать, и не могла даже взять в толк, кто она теперь такая; она просто легла на пол, мечтая вновь умереть, — и пролежала до утра.

Но утром ей стало легче.

Это случилось, когда Кэсс вышла на улицу: ей ничего не оставалось, кроме как выйти и бродить, либо отправиться в иной сегмент ВИРТУСа — не вечно же лежать на полу? Вот она и бродила… Слушала трёп прохожих–неписей, ощущала на лице ветерок, вдыхала запахи, неотличимые от настоящих. И в какой–то момент задалась вдруг вопросом: а что она, собственно, потеряла?

Первый ответ был очевиден: семью.

Но в этом ответе было меньше трагизма, чем казалось поначалу. Вот успей она выйти замуж и родить, стоило бы убиваться, а так… У неё лишь отец и мать, в упор её не замечавшие. Отец с головой в бизнесе, мать — в своих картинах, а дочь они отдали на милость нянь и пансиона, который Кэсс ненавидела все годы учёбы (к слову, на днях она удивилась, подслушав знакомых геймеров: те обсуждали её отца, перенёсшего инсульт после гибели дочери. Эта новость у Кэсс вызвала боль, но ей всё же вспомнилась пословица: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем»).