Игра в бессмертие - страница 50
— Уверены?..
— Процентов на девяносто, — во мне не ко времени проснулся сарказм: — Исхожу из того, что я всё ещё не в «Лефортово». И, как вы заметили, не на кладбище.
Тут я чуть себя не стукнул. Идиот!..
— Извините… — бормотнул я. — Это вырвалось спьяну…
— Ничего, — бросила Кэсс. — Я к своей новой жизни уже привыкла.
От её последней фразы мне стало не по себе: к новой жизни…
А Кэсс уже другим тоном произнесла:
— Я отправляюсь за биноклем в «Адреум»: он лежит в дирижабле, упавшем в каньон. Тот каньон называют Ямой дьявола.
— Знаю, — буркнул я.
— Вы со мной?..
— Сначала выйду в реал. Протрезветь надо.
— А потом?
— Что — потом?..
Кэсс нахмурилась, справедливо полагая, что я понял вопрос. Затем вновь заговорила:
— Я понимаю, мой отец велел вам достать эти предметы, а яблоко теперь в моём инвентаре, и…
— …и вы думаете, я из–за этого откажусь от задания?
Кэсс кивнула.
— Ну во–первых, — снисходительно сказал я, — вашему отцу плевать и на яблоко, и на куклу, и на бинокль: если я выясню, кто стоял за вашей гибелью, мне в любом случае заплатят.
— А вы намерены это выяснить?
— Ещё недавно я такого намерения не имел, — про себя я удивился изящности своей речи; видимо, ещё бокал — и я стал бы оратором. — Но Взломщик изменил расклад.
— Каким образом? — не поняла Кэсс.
— Есть шанс, что выйдя на него, мы выйдем и на вашего убийцу, — пояснил я. — Конечно, если это и правда было убийство, а не простое ДТП.
— А чтобы выйти на Взломщика, — смекнула Кэсс, — нам надо получить то, что он пытается от нас уберечь? Яблоко, бинокль и куклу?
Я кивнул. Кэсс воодушевилась:
— То есть вы всё–таки отправитесь в «Адреум» и «Дворг»?
— Отправлюсь, — сказал я. — Выйду в реал, перекушу, а потом заселюсь в «Грин Хаус» — это…
— …отель в «Адреуме», — вставила Кэсс. — Знаю, я там была.
По глазам её я понял, что ей не терпится заполучить бинокль: это была не блажь, а потребность, пусть и не имеющая объяснений. Но ведь и копирование чьей–то личности, замаскированное под баг, объяснению тоже не поддаётся…
Уловив мой взгляд, Кэсс посерьёзнела:
— Только не думайте, что я спятила, — она помолчала и вдруг призналась: — Хотя мне и самой ясно, что я одержима. Ведь они мне даже снятся — яблоко, бинокль и кукла, — Кэсс заговорила тише, но с прорывающемся волнением: — Я в тех снах опять в «Китеже» — в той же пустыне, где всё началось. Иду по песку, а они впереди: лежат, будто ждут меня…. Но я всё иду, а они не приближаются. А после…
Тут Кэсс, умолкнув, отвернулась.
— Что — после?.. — спросил я.
— Ничего… Я просыпаюсь.
Но я видел: она лжёт. На сей раз неумело.
Может быть, страшась правды?
— Кэсс?.. — мягко произнёс я.
Она вновь повернулась ко мне:
— После я оборачиваюсь и не вижу следов — будто я их не оставляла. Опускаю глаза, смотрю на ноги — и понимаю, что меня нет: ни ног нет, ни рук… ничего. Словно я не существую.
Меня передёрнуло, но всё–таки я сказал:
— Это всего лишь сон…
Кэсс с лёгкой грустью улыбнулась, а затем встала со скамьи:
— Идёмте — засиделись уже… Да и вам надо трезветь.
На выход мы шли в хмуром молчании — мимо ракушек, корабля и мальчишки, повисшего на снастях.
Выйдя в реал, я сел за подключённый к гейм–креслу комп и сменил все пароли. Удалил с накопителей всё, что было не жалко, и кое–что из того, что предпочёл бы не удалять. Переустановил две программы и совершил ещё пару–тройку манипуляций; Затворник, конечно, своё дело знает, но лучше перестраховаться.
Ну а после я задался извечным холостяцким вопросом: как бы не сдохнуть с голоду?
Холодильник вчера вечером опустел, и на завтрак я довольствовался чашкой кофе. Для меня это не редкость, но пренебрегать обедом я не рискнул: мой желудок давно уже намекал, что я в шаге от гастрита — и намёки с каждым днём становились всё прозрачней.
С тоской глянув в окно, за которым лил дождь, я надел куртку, сунул в карман смартфон и отправился за покупками. В службу доставки звонить не стал — у них в это время полно заказов. Быстрее доедешь до магазина, чем дождёшься дрона.
Во дворе куртка стала непромокаемой: метаморфная ткань подстроилась под погоду. Подняв капюшон, я дошёл до стоянки, где мокла моя «Лада» — серебристый седан пятидесятого года выпуска. Последняя модель, где нет автопилота. Я купил её в другой — теперь уже прежней — жизни; в той жизни я был отцом и мужем, мой бедный желудок не грозил мне гастритом, и, если бы кто–то вдруг сказал мне, что я буду зарабатывать на жизнь в ВИРТУСе, я бы рассмеялся ему в лицо. У судьбы есть чувство юмора и склонность к садизму.