Игра в дурака [сборник рассказов] - страница 6

— И всё–таки, Валерий Михалыч, нет в ваших рассказах русской боли. Вот нет–таки нет. Не страдает ваше сердце ни прошлыми бедами Отечества, ни нынешними. О России надо писать. О том, что…

— Уже написал! — перебил я, доставая рукопись. — Хотите почитаю?

Великий писатель нахмурился ещё больше.

— Я смотрю, батенька, вам рассказ–то написать, что поссать сходить, — неодобрительно качал он головой. — А вещь нужно вынашивать. И может, даже не один год. К литературе должно быть благоговейное отношение. Благоговейное. Литература, батенька — храм!.. Храм! Она кровью пишется, а не жопой… — Порфирий Дормидонтович помолчал, а после прибавил уже несколько поспокойнее: — Ну ладно. Больше ничего умного в голову не приходит. Но эти мысли вы, надеюсь, успели записать?

— А как же, — потряс я тетрадочкой. — Вот, пожалуйста: храм, кровь, жопа…

— Ну хорошо, — смягчился великий писатель, — читайте свой рассказ.

И я прочёл:

Жил–был следователь Тряпкин. Однажды вызывает его самый главный генерал. Точнее — генеральша, Марья Петровна.

— Тряпкин, — говорит и грудь свою генеральскую под кителем поправляет. — Хочу поручить тебе весьма странное дело.

— Слушаю вас, товарищ генерал! — отдал честь следователь Тряпкин.

— Куда–то пропадают пассажирские поезда, следующие по маршруту «Петербург — Москва». Причём пропадают бесследно.

— Как это — бесследно? — не понял Тряпкин.

— А вот и разберись, — отвечает генеральша Мария Петровна. — На то ты и следователь.

Пошёл Тряпкин на вокзал. Разбираться.

Взял билет. Сел в поезд «Петербург — Москва». Поехал.

Едет–едет, едет–едет… Ночь прошла. Утро наступило. Поезд никуда не пропал.

А тут и — Москва.

Вышел следователь Тряпкин на перрон и чувствует своим следовательским чутьём: что–то здесь не то. Хотя вроде бы — всё то… Поезда стоят. Электронные часы время показывают. Прибывшие с вещичками к вокзалу тянутся.

И вдруг Тряпкин понял, что — не то. Встречающих нет! И провожающих тоже нет! Не говоря уже об отъезжающих… Вообще никого нет!

Только прибывшие идут по перрону: топ–топ, топ–топ…

Ну и следователь Тряпкин пошёл вместе со всеми. Подошёл он к вокзалу и… ахнул.

Потому что это был никакой не вокзал, а обыкновенный кусок фанеры, грубо размалёванный под вокзал. Электронные часы тоже оказались фанерные… В общем, сплошная бутафория!

А за этой бутафорией, насколько глаз хватает, расстилается неземной пейзаж: коричневая земля без единой травинки и коричневое небо без единого облачка.

И так — до самого горизонта. А над горизонтом два чёрных солнца светят.

А кругом — тараканы, тараканы, тараканы… Кишат прямо. Да не маленькие, а каждый с корову величиной.

— Р–раз–берись по пятёркам! — командуют. — Чего топчетесь, как бар–раны!

Бывшие пассажиры подчиняются. А что делать? Небось не на Земле… Разобрались по пять человек и пошли строем.

Тараканы — по бокам.

Рядом со следователем Тряпкиным шёл самый крупный таракан, видно — начальник над остальными.

— Слышь, мужик, — по–простому интересуется Тряпкин. — Это как же понимать?.. Это где ж мы находимся?..

— В Глубокой Жопе вы находитесь, — отвечает ему таракан.

— А идём куда? — снова интересуется Тряпкин.

— Куда всегда шли — туда и сейчас идёте, — говорит таракан и мохнатой лапой на два чёрных солнца указывает. — В светлое будущее.

День проходит… неделя… месяц… Тащатся все понуро, как на похоронах. Впрочем, все — да не все.

— Так нам и надо — дуракам! — бодро кричит какой–то человек в косоворотке и с бородой. — Таракан животное умное. Это тебе не клоп какой–нибудь или там — вша!

А уж из толпы и добровольцы вызываются — толпу гнать. К тараканам льстиво подкатывают, услуги свои предлагают. А те не брезгуют. Разрешают.

И вот уже по бокам колонны не тараканы, а — люди. Плёточками пощёлкивают: веселей, мол, топайте, ребята!..

Взобралась колонна на какой–то пригорочек. Поглядел следователь Тряпкин вокруг — ё-моё!.. — да тут вся Россия идёт…

В С Я!

Представлена полностью, как на картинках Глазунова. Кстати, и сам Ильюха здесь же. В соседней колонне. Вот так–то, дядя. Отрисовался…

Тянется–тянется Святая Русь. И живые. И мёртвые.