Игроки Господа - страница 11

— Давайте-давайте, — предложил я, — выметайтесь в окно и улетайте на своих волшебных швабрах.

— Мы должны…

— Да, я в курсе, — и как они собираются объяснять окно без стекла и паленую краску? Возможно, вернутся обратно, когда я буду спать, и все исправят. — Что ж, давайте, пронзите меня своим амнезийным лучом — и дайте наконец поспать, я провел за рулем весь сегодняшний день, с шести утра.

Лун взглянула на меня и взяла у своей напарницы трубку. Мэйбиллин не стала терять времени даром — выбралась через окно и исчезла. Красавица приблизилась ко мне, притянула мою голову к своему блестящему красному рту. Я ждал, что она меня укусит. Элемент вампиризма, отлично!

— Знаешь, как говорят, Август, — мягко прошептала она мне в ухо, — «Пять — серебром, золотом — шесть, семь — тайной, чтоб в могилу с собой унесть».

Оглушенный, я отпрянул от нее. Этим стишком убаюкивала меня внучатая тетушка Тэнзи после гибели родителей. Древнее гадание, позже рассказала мне она, что-то с родины моего отца. Теперь эти строчки пульсировали в моем теле, и я глухо ответил:

— Да, Лун, я знаю эту считалочку, — Тэнзи, телефонный экстрасенс, достаточно часто бормотала ее при мне своим клиентам. — «Один — для печали, два — на беду…» Вообще-то, на мой взгляд, бед для одного дня мне выпало с избытком.

Она радостно засмеялась.

— Ты очаровательный мальчик! Помнишь, как она кончается? «Одиннадцать — ведьма летит далеко, двенадцать — весь мир танцует легко». На один месяц больше, чем в году. Я еще вернусь и взгляну на тебя. Кто знает? — тут она, к моему удивлению, поцеловала меня. — До свидания.

Потом отступила, дважды прикоснулась к трубке. Вспыхнуло изумрудное сияние. Оно было холодным; я содрогнулся от мягкого шока, и комната подернулась туманом, будто во сне. Покачиваясь на своих облаченных в носки ногах, я наблюдал, как Лун осторожно выбирается через оконную раму. Там она словно зависла в воздухе, темный силуэт на фоне темноты. Проделала что-то, возможно, перекалибровку инструмента, и голубой свет нарисовал окно — точно такое же, как раньше, застекленное, покрашенное.

Я ждал черноты, потери памяти, амнезии. Вместо этого мое тело точно покалывали булавки и иголочки. Спотыкаясь, я проковылял к раковине и плеснул себе в лицо холодной водой. Я все помнил. Да, эти воспоминания были абсурдными, смешными, нелепыми. Я избавился от одежды, в то время как вода наполняла ванну, и по комнате полз пар. Затем уселся в чудесную горячую воду, скребя ароматным мылом подмышки и другие вонючие места. Выставил левую ногу из мыльной воды и повернул, чтобы рассмотреть серебристые иероглифы на подошве. Я отчаянно надеялся, что Лун не окажется моей давно потерянной сестрой или еще каким родственником. Насколько я знал, у меня, к счастью, не было потерянной сестры. (Вот-вот, именно что насколько я знал. Бедный гусеныш.)

Пока вода спускалась, я яростно вытерся, желая спать настолько отчаянно, что это чувство больше напоминало голод. Собрал одежду и ботинки и в темноте протрусил по холодному полу в спальню. Окно было распахнуто, сетка от насекомых натянута — сквозь проволоку я видел ясное, очень черное небо — ни луны, ни ведьмовских метел, ни НЛО, ни лучей прожекторов. Мерцали звезды, прохладный ветерок доносил из сада запахи свежей земли и листьев. Почему они ошиблись? Без сомнения, их записи должны были сообщить, что один игрок увиливает от обязанностей, что одна фигурка в их проклятом великом Состязании затерялась в человеческом море после смерти родителей. Я показал небесам средний палец — и увидел, что он дрожит. Не такие уж и умные, черт бы их побрал. Потеряли меня на двадцать лет, и я скрывался, пока сам не нашел ублюдков.

Теплая подушка. Лун. Ведьма летит далеко. Ее восхитительные жгучие губы. За окном лежал огромный темный мир. И из него вели двери. Я спал.

Настроенный решительно, Деций Зайбэк карабкался по Т-первичной последовательности туда, где боготвари ожидали рождения в смертельных осколках космоса, одного из немногих, в котором онтология и местные законы физики дозволяли реализацию такого пути к славе. Цветистые бесконечности разлетались из-под ног с каждым шагом его отполированных кожаных подошв, изготовленных по личному заказу знатоком-сапожником в соседствующей с Землей Шанге.