Игрушка для хищника - страница 3
Но ведь можно было же хоть что-то рассказать! Это была память, о которой она предпочитала не разговаривать. И даже ни одной фотографии тех, кто мог бы быть моими родителями, не было в ее доме.
Конечно, это был не детдом, и на выходные я обязательно возвращалась в дом, если бабушка, конечно, не лежала в очередной раз в больнице.
Но и там был не сахар.
Нет, выглядело все прилично, и у каждого была своя постель, никто не отбирал вещи, и даже кормили нас более-менее сносно, но…
За этой прекрасной оболочкой прятался жуткий страх, когда девочек вызывали в кабинет директора.
Все понимали, что там происходит. Хотя никто и не говорил об этом вслух. Особенно страшно было, когда к директору приезжали гости, — и некоторые девочки после этих гостей попадали в больницу. Некоторые и вовсе не возвращались. А крики доносились даже до наших спален.
Но все, что мы были способны сделать, — только закрывать уши и молиться, чтобы нас не поволокли туда, к ним.
Кому мы могли сказать? Кому пожаловаться? Девчонок насиловали, но мы, хоть и имеющие семьи, так и оставались бесправными. И просто молчали, отводя глаза, когда оттуда возвращались, — бледные, разбитые, поломанные. Хотя, — были и такие, которым даже нравилось такое расположение директора.
Меня спасло только одно, — мой, внезапно открывшийся талант к гимнастике.
Из нас набрали группу, появились какие-то спонсоры — и вот мы уже ездили на соревнования, выступая за честь интерната. Только благодаря этому меня и не трогали, — еще бы, если бы я нажаловалась кому-нибудь из спонсоров, это могло вызвать огромный скандал. Наверное. Если они не были в числе тех самых гостей, которые почти каждый вечер приезжали в директору.
Я не была уверена. И поэтому все-таки молчала.
Вот и сейчас — мы приехали выступать с новой программой.
Интернат остался в прошлом, я уже год как учусь в институте и бабушка, слава Богу, до сих пор жива, хоть и сейчас в очередной раз лежит в больнице с сердцем.
Теперь все кошмары прошлого, кажется, навсегда отступили, а соревнования и выступления приносили почти достаточно денег, чтобы я могла оплачивать свою учебу. Кажется, жизнь только-только начала налаживаться…
Нас привели сюда сразу.
Не на стадион, как обычно, не в гостиницу, где мы могли бы оставить вещи и привести себя в порядок после нескольких суток езды в автобусе. А сразу сюда, — вот прямо с вещами. Мы даже моря не успели-то и увидеть.
Это было что-то вроде ночного клуба, только довольно большого.
Два яруса, болтающиеся под потолком клетки, — в таких обычно танцуют, ниши с мягкими диванами у стен и огромная площадка зала.
— Вот здесь, что ли, мы должны выступать? — хмыкнула Лидка, самая боевая из всей нашей группы. — Да это же бред! Мы вам что — стриптизерши?
— Молчите и прикидывайте, как показать здесь вашу программу, — резко полоснул ее ответом заказчик.
Прикидывать было сложно, — наша программа рассчитана на стадион. И вообще — выглядело все очень странно.
Но наш менеджер никогда еще не подводил, — а потому мы, пожав плечами, пошли переодеваться, — заказчик хотел увидеть нас прямо уже.
А потом началось пекло.
Когда мы, уже переодевшись, вышли, клуб уже был полон мужчин, рассевшихся на диванчиках и попивающих спиртное.
Они что — собираются все смотреть на нашу тренировку?
Нас встретили громким улюлюканьем и сальными фразочками, которые мы не могли не услышать.
Мы переглянулись, уже поняв, что происходит явно что-то не то.
И только на меня сжавшимся сердцем накатило то самое чувство, которое уже, кажется, должно было забыться. Тот самый липкий ужас, когда ты сжимаешься в комочек на кровати и надеешься, что тебя не позовут к директору и его гостям.
— Надо бежать, — одними губами шепнула я Лидке.
Она кивнула, начав вместе со мной пятится к барной стойке.
Там, за баром, запасной выход.
Пока не поздно, мы должны успеть.
Остальные, кажется, так ничего и не поняли. И принялись разминаться на площадке под ободрительный гул.
— Мы за реквизитом, — громко крикнула Лидка, сжав мою руку.
На нас, кажется, никто не обратил особого внимания.
И вот в этот миг и начался самый настоящий кошмар.