Игрушки - страница 4

На сей раз, впрочем, история про оторванный нос претерпела существенные изменения, и всё – благодаря моему улыбчивому соседу. Дождавшись окончания, он хмыкнул, покачал головой и пробормотал – тихонько, как бы про себя: ерунда собачья…

– Что значит ерунда собачья? – удивилась мама.

– То и значит: чепуха. Чушь!

– Не пойму, – взволновалась мама, – вы хотите сказать, я это выдумала?

– Я хочу сказать, что вам известно далеко не всё. Нос Григорию Исаевичу и в самом деле оторвало – осколком снаряда. Евгения Мироновна его пришила на место, тут тоже всё верно. Но поженились они гораздо позже, а познакомились – гораздо раньше. Но самое главное – в вашей истории не хватает множества существенных деталей.

– Вам-то откуда знать? – спросил я, раздражённый непрошенным вмешательством.

– Да ведь я был там, и всё видел своими глазами!

– Стало быть, вы – его сослуживец?

– Я – его ординарец.

Тут все принялись перемигиваться и переглядываться: дедушкин ординарец был популярной фигурой – из тех харизматичных персонажей второго плана, друзей и слуг, кто репликой интригу подтолкнёт, подаст совет, повсюду тут как тут: Лепорелло, Швейк и Горацио в одном флаконе… Обыкновенно дедушкина байка начиналась с того, что ординарец – плутоватый, но отзывчивый и по-своему честный – напивался в стельку, бил особиста по морде, проваливался в сортир, приносил важное известие, насиловал благодарную немку, терял штаны, бегал за самогоном, выпускал всю обойму в немецкого офицера с пяти шагов, и – непременно промахивался.

Особенно популярна была история о чудесном спасении ординарца от трибунала: Сашку собирались расстрелять за кражу ящика бесценного трофейного коньяка, предназначенного для отправки в Москву, но дедушка повернул дело так, что из злоумышленника Сашка превратился в невменяемого дуралея, который действовал не из корыстных соображений, а по глупости, и только потому – заслуживал прощения.

Главным аргументом защиты стал и в самом деле вопиющий факт: коньяк столетней выдержки Сашка закусывал солёным огурцом.

– Всё это враки, – улыбнулся старичок, – закусывали мы, конечно, трофейным шоколадом. Немцы хороший шоколад делали. А коньяк был исключительным, французским, столетней выдержки, за такой и под трибунал – не жалко! Огурец Батя придумал уже на заседании трибунала. А я не стал возражать…

Ваш дедушка был великий выдумщик, этого у него не отнимешь.

Когда полк попал в окружение, Батя выводил его с пистолетом в руке, не прячась за нашими спинами, а – впереди, как и полагается командиру. За что и получил звёздочку «героя». Правда, в наградной не записано, что в правой руке он держал пистолет, а в левой – собственный нос, завёрнутый в носовой платок.

Платок этот принадлежал мне, трофейный… К тому времени всё у нас было трофейное: от любовниц до подштанников…

В тот день нам не удалось наладить связь, мы не знали, что немцы передислоцировались, и полк полностью окружён. Узнали только тогда, когда в окопах начали рваться снаряды. И летели они оттуда, где по нашим соображениям должны были находиться свои… Батя не растерялся и приказал выдвигаться. Вот тогда-то ему и оторвало – не весь нос, конечно, а только кончик.

Это был последний снаряд: обстрел сразу же прекратился. Наступила тишина. Батя закрыл лицо руками и сказал: Сашка, ёб твою мать, мне нос оторвало! Он где-то здесь, ищи…

Быстро темнело, но мы, как ни странно, довольно быстро его отыскали. Отряхнули, уложили в платок, завязали… Без носа Григорий Исаевич выглядел… своебразно… Но почему-то меня это не смутило тогда, а – наоборот, как бы привело мысли в порядок. Будто так и должно было случиться… Положение было безвыходное, все это понимали… Но когда мы увидали Батю… кровь заливала его лицо, оно казалось безумным, яростным, сумасшедшим, зато глаза были – светлыми и совершенно ясными, будто он точно знал что делать… все разом притихли: никакой паники, действовали слаженно – как на учениях или на параде.

Команды отдавались шёпотом.

Никто не верил, что мы выйдем оттуда живыми. Шансов не было. В полной темноте, по пересечённой местности мы шли гуськом, глядя друг другу в затылок. Со всех сторон звучала немецкая речь. Мы были не просто в окружении, но – посреди вражеской территории, практически в расположении немецкой дивизии. Вопреки логике мы двигались навстречу врагу. Полк в полном составе прошагал прямиком в немецкий тыл.