Игры Бездушных. Живая улика - страница 12

— И эти три года для меня оказались вечностью, когда как должны были беглыми кадрами пронестись перед глазами. И знаешь, я скорей всего так бы и погряз в пучине нескончаемых страданий и мук, возможно, даже тронулся рассудком, если бы не мысли о тебе, сладкая, — пальцы его левой руки уже цеплялись за ткань юбки, с каждым разом поднимая её всё выше и выше. — Мысли о том, как я буду на протяжении нескольких дней и ночей трахать тебя и вонзать клыки в твою душистую шейку, упиваться твоей кровью окрыляли, частично заглушая причиняемую треклятыми оковами боль, — и вот рука его уже блуждала по оголившимся участкам бёдер, болезненно их сжимала, продолжая выше задирать подол униформы.

С каждым его прикосновением становилось настолько отвратительно мерзко, что хотелось с корнями вырвать Нестору руки и запихнуть их глубоко ему в глотку, заткнув при этом ещё и рот. Но максимум на что я была способна, так это на бессмысленную попытку дёрнуться и что-то невнятное пробляеть в ладонь бездушному, которая до такой боли сдавливала челюсть — казалось, вот вот и она раскрошится на мелкие куски. Неимоверно сильно ногтями впивалась в его ладонь, но, пожалуй, бездушный не придавал этому никакого значения, а посему продолжал шумно дышать в шею, грубо лапать мой многострадальный зад, изливая на меня потоки вампирско-мерзкой исповеди.

— Я долго за тобой наблюдал, Анна. Очень долго, — голос теперь уже прерывистый, хриплый. — А затем, в тот вечер, сорвался. Думал, кровь твоей сестры и матери немного притупит неудержимое желание обладать тобой, и я смогу растянуть удовольствие на несколько дней, ночей, возможно, неделю, но меня лишили этой возможности. И знаешь, я больше не намерен упускать этого шанса, поэтому пряма сейчас к делу и приступлю, — перестав церемониться, резко, почти по самую грудь задрал юбку униформы. Рукой скользнул за резинку трусиков и тут же до боли сжал ягодицу, поскольку я вновь попыталась вырваться, — К слову. Люблю покладистых сучек, поэтому советую лишний раз не рыпаться, а там глядишь, авось и понравится.

— И да. Чуть не забыл. Я знаю о твоём маленьком секрете, сладкая, ровно так же, как знает о нём Харт, поэтому во избежание всевозможных преждевременных казусов тебе и правда лучше подчиниться, в идеале чувственно подыграть, и тогда, возможно, надумаю ещё недельку с тобой поразвлекаться. Сможешь вдоволь нарадоваться последними счастливыми деньками своей жизни, — спустил до колен трусики… и мне на мгновенье показалось, что смерть уже явилась по мою душу, представ передо мной в жутком облике окровавленного Дмитрия Багиры. Но меня едва ли не хватил двойной инфаркт, когда, не смотря на жёсткий захват руки Роввы, умудрилась всё же повернуть голову вправо и сфокусировать взгляд на призрачном образе Багиры — он оказался реальным. Спокойно себе стоял, правым плечом лениво подпирая стену и пока, без каких-либо явных намерений вмешиваться, наблюдал за происходящим. Бездушный ещё не успел переодеться и смыть с себя оставшуюся после охоты кровь, поэтому вблизи вид его казался ещё более пугающим, устрашающим, но на данный момент не Багира представлял для меня большую опасность, он являлся скорей спасательным балластом, как бы иронично это не звучало. И, я надеюсь, Дмитрий не слышал безумного монолога Нестора или слышал?

Невольно потянулась к юбке и попыталась всё же отдёрнуть её вниз, чтобы спрятаться от холодного взгляда Багиры, обжигающе-оценивающим сканером скользившем по оголённым частям моего тела. Таким взглядом чаще всего оценивают породистых кобыл, пытаясь выявить все её достоинства и недостатки.

Да уж, в этот раз трудно было не отметить явную заинтересованность бездушного моей «скромно» оголённой персоной да ещё и при таких интересных обстоятельствах, когда как большую часть времени я для него являлась обычным, невзрачным, а иногда прозрачным адоптом. А тут ведь было на что поглядеть, заценить, оценить. Да он чёртов извращенец! Вновь попыталась расправить униформу…

— Я же сказал, не дёргайся! — прорычал в шею Ровва, болезненно хлопнув по ягодице, от чего тут же вновь вцепилась, промычав в сдавливающую челюсть ладонь. Как же это всё-таки унизительно!