Игры со смертью - страница 42

— Демон, — представился он мне, с явным ожиданием моего вопля или истерики.

— Это имя? — не оправдав его ожиданий, поинтересовалась я.

— Это сущность. Инар, — произнес он, протягивая руку для рукопожатия.

— Трупов, — поздоровалась я.

— Злые вы, некроманты, — скривился он. — Так, перейдем непосредственно к проблеме. Я тут с теткой Матреной пообщался…

Начало разговора меня не обрадовало.

Парень, не обратив внимания ни на выражение моего лица, ни на руки, которые я сложила на груди, словно хотела отгородиться, продолжил:

— Все твои секреты меня не особо волнуют, хотя как подчиненный отступнику в прошлом, я отчетливо ощущаю в тебе эту гнильцу, но это твои личные проблемы. Меня интересует конкретно одно — что происходит между тобой и Ташши?

— Что? — переспросила донельзя удивленная я.

Потерев переносицу, парень взглянул на меня, тяжело вздохнул, что видимо должно было выражать с трудом сдерживаемое раздражение, и пояснил:

— Ситуация следующая — Ярусик моя ведьмочка.

— Ярусик? — я как-то вообще уже ничего не понимала.

— Ярослава, — поправился Инар.

— Невеста Танаэша? — уточнила я, потому как мне лично была известна всего одна Ярослава.

— Моя! — с каким-то рычанием выдал боевик.

— Такую не знаю, — была вынуждена признать я.

Инар, прищурив глаза, резко выдохнул, и угрожающе подавшись ко мне, произнес:

— В общем так, что ты хочешь за то, чтобы соблазнить Ташши?

У меня не было слов. Вообще. Никаких. Я так и стояла, глядя на этого не в меру странного боевого мага, хлопая ресницами.

И в этот момент распахнулась дверь.

Я ожидала ректора, Рханэ и надеялась на Гобби, но в дверном проеме показалась женщина. Миниатюрная брюнетка с фигуркой песочные часы, в темно-красном бархатном платье, отделанном черным кружевом, с неприметной цепочкой на шее и рубиновыми серьгами в аккуратных, открытых высокой прической ушках, шагнула к нам, прикрыла за собой дверь, заперла на оказавшийся у нее ключ, улыбнулась нам пухлыми алыми губками, облизнула их языком и произнесла:

— Ашхатэ игнаем тасссад!

Магия огня, которую практиковали лишь некоторые из отступников, вспыхнула черным пламенем и разошлась световым кольцом по помещению, чтобы затем искрящимся пологом отделить нас видимо от всех во дворце.

— Ат-санээн! — прозвучало второе заклинание.

И по нам с Инаром прошлось поземкой мало знакомое мне заклинание. Хотя язык я определила — язык вечных. Даже корень слова был более-менее знаком «санээ» — стоять, замереть, не двигаться. «Ат» — возможно повеление, я не могу сказать точно. Но в любом случае на меня не подействовало — я ощутила как нагрелось кольцо ректора на моей правой руке, как отозвалось холодом кольцо Норта, и поняла что артефакты превосходно блокировали заклинание. Правда я не пошевелилась, причем исключительно от удивления, потому как смотрела эта женщина исключительно на меня, и взгляд ее выражал нечто среднее между желанием прибить, и желанием заставить долго мучиться.

— Сокровище Некроса! — с ненавистью выговорила она приятным, мелодичным голосом.

А затем издевательски обратилась к Инару:

— Благодарю, малыш, ты появился как раз вовремя, чтобы сделать всю грязную работу за меня. А теперь слушай внимательно мой приказ — убей ее. Сейчас!

В ее голосе прозвучала непоколебимая уверенность, что он немедля последует велению. Лично я в этом сильно сомневалась, так как приказ полностью противоречил произнесенному ею ранее заклинанию.

Я повернула голову, посмотрела на Инара и мой взгляд стал до крайности удивленным — парень вовсе не был парализован. Боевой маг ответил мне столь же удивленным взглядом, и поинтересовался:

— Как?

— Артефакты, — просто ответила ему. — А ты?

— Демон, — спокойно пояснил он.

Естественно я ни на миг не поверила. Но парню мое верие или неверие было неинтересно, он повернулся к женщине и мрачно подытожил:

— Тоже из отступников.

— Из вечных! — нервно поправила она. — И что значит — «тоже»?!

А у меня неожиданно мозаика сложилась. Слова Гобби, обрывки информации от парней и самого ректора, знания о способностях отступников возвращаться к жизни, сохраняя разум, личность, воспоминания, и собственно ее ненависть, побудили меня спросить: