Их было четверо - страница 16

Когда проект был готов, они втроём отправились с докладом в Москву.

Аппарат был настолько необычен, что понадобилось немало времени, чтобы заставить внимательно выслушать себя.

Но в конце концов им заинтересовались. Инженеры получили возможность построить опытную установку.

И вот на окраине Джохора вырос удивительный «домик». Самое сердце механизма находилось далеко от него, в специально выстроенном под землёй помещении, строго охраняемом.

В самом же «домике» находилось только управление. Каждый, кто входил в аппаратную, видел лишь приборы, кнопки, рычажки, лампочки.

Лабораторию, во избежание всяких неожиданностей, обнесли высокой оградой с колючей проволокой наверху. Вход в «домик» стерегли особые механизмы; их включали, когда оттуда уходили немногочисленные сотрудники. Если бы кто-либо попытался тайно проникнуть в лабораторию, не имея специальных ключей, электрические «сторожа» принялись бы отчаянно трезвонить.

Да и собаки поднимали лай. Это были псы старика садовника, который ухаживал за опытным садом при лаборатории. Садовник не доверял «сторожам»-механизмам и держал здесь своих собак. Инженеры смеялись над ним, но собак не прогоняли.

Тима часто приносил им кости, сахар и приручил сердитых псов. При виде него они радостно виляли хвостами.

Тима часто бывал в лаборатории. Видя интерес сына к «домику», Сергей Петрович охотно брал его туда с собой. Тима научился включать приборы и, бывало, даже кое в чём помогал отцу.

Учёные-микробиологи с опаской относились к эксперименту превращения в микролилипутов. И вот однажды Сергей Петрович, чтобы доказать безукоризненность работы аппарата, смело превратил в микролилипута своего сына. Вместе с ним он совершил путешествие в лист клёна.

С той поры недоверие учёных было сломлено. Опытная лаборатория чётко работала уже полгода.

Сейчас опыты пришлось приостановить, потому что Кривошеий ушёл в отпуск, а Сергей Петрович с Вадой уехали в Москву за дополнительными аппаратами для лаборатории, которые изготавливались по их заказу на одном из московских заводов.

Но, уезжая, они просили Кривошеина приглядывать за лабораторией. Мало ли что может произойти в их отсутствие! Из-за этого Кривошеин остался в Джохоре, никуда не уехал. Впрочем, это он только так говорил. На самом деле его вполне устраивал отпуск в Джохоре: он знал отличные места, где водилось много рыбы, а ему, страстному любителю-рыболову, больше ничего и не нужно было.

В этот ранний час улицы были пустынны. Но юные заговорщики шли, всё время оглядываясь, не увидит ли их кто-нибудь.

– Скоро начнут поливать улицы, – торопил Тима. – Прибавьте шагу, ребята!

– Ну и что же? – решила Катя. – Вид у нас такой, будто мы идём в горы: рюкзаки за спиной, палатка – всё, как полагается.

– Тем более обратят внимание, если увидят, что мы входим в «домик»! – настаивал Тима.

Когда Тима стал открывать калитку, послышалось глухое рычание собак.

– Ну, ну, Султан, Джида, это я! – крикнул Тима, вошёл во двор и поспешно прикрыл за собой калитку. – Постойте тут, ребята, я уберу собак.

Со свёртком, где были заранее припасены кости и сахар, он пошёл к сарайчику. Когда лаборатория работала, садовник на день запирал своих псов в сарай, чтобы они не пугали посетителей.

Тима свистнул, и собаки рысцой потрусили за ним. Тима бросил им еду в сарай. Собаки принялись за угощение, а Тима воспользовался этим и, быстро задвинув засов, вернулся к калитке, чтобы впустить товарищей. Потом открыл входную дверь лаборатории, втолкнул туда ребят и опять велел им ждать. Делал он всё быстро и молча. Снова вернулся к сараю. Отодвинул засов. Оставлять собак в сарае нельзя: придёт садовник и сразу же обнаружит, что кто-то здесь был. Поднимет шум, и тогда всё пропало.

Едва Тима открыл сарай, как собаки, несмотря на соблазнительные кости, бросились к дверям лаборатория, злобно рыча и скаля зубы.

Тиме даже стало страшновато. Но он повелительно крикнул им:

– На место!

И собаки нехотя ушли прочь.

Тима облегчённо вздохнул. Он вошёл в лабораторию, быстро захлопнув за собой дверь. Щёлкнул замок. Ребята вздрогнули. Этот щелчок как бы отделял их от внешнего мира. Так им показалось.