Их было трое - страница 9
— Правду говоришь. «История, одного города» — великолепная сатира на всю русскую монархию. Но… знаешь что? Я не пойму — вы как будто бы все сговорились и прочите мне ссылку. Приятель мичман то же самое вещал…
— Потому, Коста, что мы любим тебя, как родного брата, и желаем, чтобы ты поехал из академии в Рим на казенный счет, а не в Сибирь…
— Тоже на казенный счет?!
Друзья рассмеялись.
— Покажи, Коста, что рисуешь, — попросил гость.
— Да вот, те же «Дети-каменщики»…
Снял белую простыню с неоконченной картины.
— О! — воскликнул в восторге Андукапар. — Какие глаза у собаки! Как у человека. Мальчишка с молотком в руке хорош. Голопузый тоже симпатичный. Это где-то в наших краях — точно! Клянусь аллахом, картину можно за триста рублей продать. Вот тебе и капитал на учение.
Андукапар помолчал, продолжал смотреть на картину.
— Так. Значит, собака с человеческими глазами — добрый и верный друг. Понятно. А там вдали кто с палкой? Кажется, нищий. Неподалеку удобная коляска какого-то местного богатея. Правильно я прочитал твою мысль?
— Почти так…
— Ну, а что пишет наш молодой поэт Коста?
— Начал поэму «Чердак», да что-то не получается…
Коста достал с полки тетрадку. Андукапар подвинулся к свече, открыл наугад, прочитал шепотом несколько строк.
— Кто у тебя так зло говорит о Петербурге?
— Мой герой — Владимир. Тут он даже спорит с Пушкиным. Пожалуй, уберу. О столице — вот здесь…
Хетагуров открыл сильно исчерченную страницу, прочитал с чувством:
Андукапар глубоко вздохнул.
— Я же говорил: перед тобой две дороги — одна ведет в Рим, другая в Сибирь. Смеешься. Зря. Послушай доброго совета. Кончай маленьких каменотесов, только убери коляску. Покажи картину вице-президенту Академии. Получишь отсрочку экзаменов, а в будущем — поездку в Италию. А стихи, навеянные Надсоном…
— Надсоном?! Нет! — резко ответил Коста. Встал, расправил рубашку под тугим тонким поясом. — Я за поэзию борьбы — если мои стихи вообще можно назвать поэзией… Вспомни-ка Некрасова: «О город, город роковой!..»
Андукапар опять вздохнул.
— Если уж ты, Коста, без стихов жить не можешь, пиши что-нибудь веселое из петербургской жизни и посылай в Ставрополь. Авось, напечатают, деньги пришлют.
Коста схватил со стола свежий номер газеты.
— Не будем спорить. Почитай вслух петербургские «веселые» новости.
В разделе «Политика» Андукапар начал читать заметку под заголовком «Действия правительства».
«Высочайше повелено: ссыльнокаторжные и ссыльно-поселенцы, виновные в различных новых преступлениях, подвергаются установленному для них законом наказанию плетьми в присутствии врача или должностных лиц судебного ведомства в полиции…»
— Какой гуманизм! Не правда ли? — перебил Коста. — Пороть плетьми можно только в присутствии врача, а если нет такового, то достаточно и околоточного. «Высочайше повелено…» Сам император заботится о ссыльных. А в скором времени будут введены удобные никелированные кандалы, изготовленные в Америке. Да здравствует цивилизация!.. Давай дальше, земляк.
Андукапар читал одну новость за другой. Министерство финансов рассматривает проект налога на спички… Чума в калмыцких степях… Блестящий научный опыт: доктор Тоннер голодал 40 дней. Самоубийство актрис…
— Об актрисах читай все, Андукапар!
— Пожалуйста: «Актрисы, сообщает некто Оппенгейм, обыкновенно лишают себя жизни вследствие крайней нужды, болезни, страха, умопомешательства. Так, актриса Ильма Мольнар приняла яд в последней сцене «Адриенны Лекуврер» Скриба и умерла на глазах публики, которая пришла в восторг от естественного изображения смерти».
— Довольно, хватит!
Коста смотрел на море огней за окном.
— Подумать только: «Публика пришла в восторг…» Боже мой! Ты знаешь, друг, кто пишет?
— Тут нет подписи… — развел руками Андукапар.
— Тот же самый негодяй — «властитель дум современности», которого наглость застраховала от каких-либо потрясений…
— Ты, Коста, очень близко принимаешь все к сердцу. Из тебя бы никогда не получился хирург.