iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан - страница 12

Эти мечты успокоили тревогу в сердце отца и внушили надежду. Если совсем недавно он медлил, прячась за непрозрачной стороной смотрового купола, то сейчас он рвался к сыну всей душой. И уже не важно было, что он до сих пор не знает, что будет ему говорить…

Предчувствие… Опять сердце ёкнуло. Кан резко обернулся к двери — не к той, большой и помпезной, через которую вошел в зал. Нет, это была маленькая неприметная дверка в углу, рядом с высоким, набитым книгами шкафом, к которому была приставлена передвижная лестница… Должно быть, Кан сильно переменился в лице, раз сразу двое — Мажеста и Лар — спросили, в чем дело.

Кангасск не ответил им. Он пристально смотрел на крохотную дверь и редко, глубоко дышал. Волнение переполняло душу. Радость и обида смешались воедино — гремучая получилась смесь…

Через несколько мгновений дверь открылась и в залу вошел сам Сайнарнемершгхан. Взгляды отца и сына встретились…

— Оставьте нас, — велел Сайнар остальным Кангасскам, удивившись, как холодно, несмотря на все светлые чувства, теснившиеся в душе в тот момент, прозвучал его голос.

— Да, отец, — смиренно кивнул Абадар. И вышел за дверь первым.

Остальные чуть помедлили — каждый выжидающе переводил взгляд с отца на своего младшего брата, — а потом, словно опомнившись, всей гурьбой поспешили за Абадаром. Только Лар, проходя за спиной отца, обернулся к Кану, отчаянно жестикулируя в попытке что-то беззвучно объяснить (видимо, решил напомнить, чтобы тот молчал об Орионе и вообще не болтал лишнего). Дэлэмэр коротко кивнул ему; Лар рассеянно улыбнулся краем рта и поднял над головой руки со скрещенными пальцами — на удачу… Он покинул зал последим; дверь закрылась за ним.

Шарканье шагов и голоса в коридоре быстро стихли. Кангасск Дэлэмэр остался наедине с отцом.

…Красивый, белоснежно-седой старик с пронзительным, ясным взглядом; с удивительными глазами цвета колотого льда. Серые в тени, они отсвечивали синевой на свету. Кан смотрел в эти глаза спокойно: несмотря на все предостережения, он не испытывал страха перед отцом. И не чувствовал в нем угрозы для себя — холодный обсидиан, в гадании куда более сильный, чем горящий, соврать не даст: угрозы и вправду не было.

— Здравствуй, сын, — сказал Сайнар. Голос его дрогнул.

— Здравствуй… — отозвался Кангасск и растерянно повел плечами.

Повисла долгая пауза.

— Скажи мне, как так получилось, что ты стал Учеником миродержцев? — произнес Сайнарнемершгхан, нарушив затянувшееся молчание.

…и сразу заметил, как подобрался и посуровел его сын и каким жестоким светом засияли его зеленые глаза…

— Тебе интересно, как я стал Учеником миродержцев? — усмехнулся Кан. — А как мы с мамой жили, тебе не интересно? На нас только не плевали в Арен-Кастеле… Где ты был тогда? Где ты был все двадцать лет?

Сайнар подошел к сыну, молча положил руку ему на плечо. Ладонь почувствовала напряжение и дрожь: парень нес в себе столько гнева… Должно быть, это наследие Адэль, если ее любовь от тяжелой и беспросветной жизни обратилась в горькую обиду и передалась подрастающему Кангасску…

— Сынок… — тихо проронил Сайнар. — Я… я очень виноват перед тобой. И перед твоей матерью… Мы поговорим об этом. Позже. А сейчас ответь на мой вопрос, — в этом приказе, высказанном столь вежливо, сколь и прямо, был весь Сайнарнемершгхан Сайдонатгарлын.

…Еще не угроза, но уже недвусмысленный намек на нее. Когда водят не заточенной стороной ножа по шее — это то же самое. Даже суровый гигант Абадар в таких случаях считал за лучшее повиноваться воле отца. Младший Кангасск словно и не заметил ничего…

— А что мама умерла, это тебе тоже не интересно?! — бросил он.

Как ни странно, Сайнар проглотил это. За всю жизнь ТАК с ним осмеливался говорить только один человек — Гердон Лориан. Никому из своих детей, глава Ордена такого бы не простил. Никому… кроме младшего…

— Как это случилось? — хрипло спросил он.

— Она заболела, — голос Кангасска стал мягче, когда он заговорил о матери. — Никто так и не распознал болезнь. Мама просто сохла и слабела день ото дня, а потом умерла… — он сжал кулаки и гневно проговорил сквозь зубы: — Все кричали, что это гнев Прародителей!.. Что это за то, что она родила меня…