iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан - страница 49
…Спрятав лезвие в диадемовые ножны посоха, Максимилиан сотворил Фиат-люкс; это удалось неожиданно легко: еще бы! ведь теперь Хора Солярис, что покоится в Торгоре, в трещине высохшего фонтана, в два раза ближе к этой горе, чем раньше. Но, быть может, дело не только в этом… Сын миродержцев, в пути исхудавший так, что на нем стала болтаться одежда, приобрел иную силу. Дело ли в крепнущей воле и растущем отчаянье… или же в происхождении… но Макс, пришедший сюда, стал сильнее, чем когда бы то ни было…
Стекающая с пальцев вода, едва миновав тепло магической сферы, вскоре застывала вновь — причудливыми сталагмитами на поверхности горной площадки. Фиат-люкс грел руки и душу. Глядя на него, Максимилиан немного пришел в себя, успокоился и перестал бросать непонятные слова на ветер. На гладкую Хору, удобно уместившуюся в ладони, он смотрел уже спокойно.
«Я устал… — только и подумал он. — Очень устал… Нужно закончить все это как можно скорее. Немного осталось…»
Прихватив молчащий посох и сжав в кулаке Лунарис, сын миродержцев шагнул в Провал. Не закрывая глаз: этот условный жест был ему больше не нужен, так же, как и время на подготовку трансволо: собираясь переместиться к этой скале, Макс без малейшего удивления обнаружил, что теперь оно достигло нуля. Как у Владиславы и Серега…
Багровая неподвижность вспыхнула перед взором Максимилиана. Вновь — солнце, застывшее в небесах на рассвете, и дождь, целую вечность летящий к земле.
И это то самое место… Возможно, поглядев по сторонам, Макс нашел бы свой прежний меч, потерянный в бою… Прежний… тот, что без гарды…
Устало опершись на диадемовый посох, Максимилиан стал ждать. А ждать пришлось совсем не долго…
…Такой пристальный взгляд почувствуешь и спиной… «Что ж… — вздохнув, подумал Макс. — Эльм Нарсул звали тебя, когда ты был человеком. Посмотрим, много ли в тебе от того человека осталось…»
Юный миродержец неспешно обернулся: все пятеро шутов уже были здесь: кто-то, должно быть, растревожил Провал недавно, раз они поспели так быстро… Шуты стояли совсем рядом — не далее трех шагов. Вряд ли Максу удалось бы уйти сейчас без боя. Да он и не собирался…
— Мальчик, ссславный мальчик… ты нас обидел… — зашипели сразу двое — уродливые, змееподобные близнецы с неподвижными глазами и тонкими серпиками ядовитых зубов, торчащих у каждого под нижней губой.
Седой горбун, стоявший поодаль от близнецов, лишь усмехнулся Максу, подняв над головой обе когтистые лапы… Миродержец болезненно скривился: правая половина лица и правая рука, перебитая когда-то страшным ударом, так и вспыхнули — слишком свежо еще было воспоминание…
Зеленоглазый шут так и не поднял капюшона, но само его присутствие, и тихий сип, сопровождавший каждый его вдох и выдох, холодили кровь… О, зеленое пламя глаз этого создания не забыть никому, кто их видел и сумел пережить их взгляд, не сойдя с ума…
…Единственный шут, еще сохранивший черты человека, выступил вперед и, глянув на Макса, расплылся в острозубой улыбке.
— Тебе не следовало возвращаться, мальчик, — сказал он хищным, елейным голосом. — Теперь ты не уйдешь… И быстро не умрешь тоже… — с этими словами он плавно повел рукой по воздуху, указывая на что-то.
Стигийские пауки, неслышно появившиеся рядом, сомкнули кольцо вокруг шутов и миродержца. Бежать теперь и вправду было некуда.
— Я не собирался убегать. Я пришел говорить с тобой, — твердо сказал Макс и, набравшись решимости, устремил взгляд прямо в янтарные глаза главного шута. — Тебя звали Эльм Нарсул когда-то…
— Заткнись… — прервал его шут; елейная ласковость голоса исчезла самым неожиданным образом. — Заткнись, ты, ничтожество!.. — он почти рычал; гнев сотрясал его человечье тело; пергаментную маску лица исказила злобная гримаса.
«Ты был человеком, — мысленно оценил Макс. — И сейчас ты очень похож на человека…»
— Я пришел дать тебе свободу, — продолжил сын миродержцев и добавил с особым ударением: — Эльм Нарсул…
— Ты?!! — вскричал шут, воздев к небу костлявые руки. — Да кто ты такой, чтобы даже заикаться о моей свободе?!! Чтобы смеяться надо мной?!! — Эльм не мог остановить бесконтрольного потока злости; его былое сверхъестественное величие таяло на глазах; злобное, испорченное, но неизменно человечье сознание проступало в нем все яснее. И трудно было выдумать более суровую пытку для этого существа, чем пообещать ему свободу и одновременно напомнить об утерянном прошлом…