iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан - страница 74

стр.

Но больным родителям никогда не произвести на свет здорового ребенка. Так и страдающим творцам не создать идеального мира: вы оказались искалечены по нашей вине — наши души, отравленные горем, сломали вас: единственные из всех живых существ Омниса, люди оказались неспособны стабилизировать природную магию: именно потому, что были сотворены по нашему образу и подобию.


Мы никогда не хотели быть для вас богами, ибо просто принесли сюда то, что сами знали когда-то. Что знали, о чем мечтали, чего боялись… Должно быть, и с нашим миром кто-то в свое время поступил так же.


Мы не боги, именно потому мы не нашли способа исцелить людей Омниса. Но мы старались искупить свою вину, хоть это и было похоже на предложение костылей калеке: мы возвели систему трех Хор, где было два стабилизатора, что уравновешивали друг друга. А потом научили себя радоваться тому, с каким увлечением юное человечество Омниса постигает хоровую магию, как с горечью улыбаются родители, когда их больной ребенок весело играет, держась на костылях…

Мы смирились с тем, что ваша болезнь неизлечима и закрыли глаза на лекарство, которое предлагал сам Омнис, а быть может, убитый войной мир, бывший до него: харуспексы. Более того: мы даже запретили их, когда ими стали пользоваться нечестные и жестокие, чтобы видеть будущее и вернее проворачивать свои дела, — они были настоящей чумой одно время, потому что поймать преступника, вооруженного предвиденьем, невероятно сложно. И я назначила за ношение харуспекса ссылку в рудники Люменика, а Серег — на лесоповал в самые лютые снежные земли…


И лично у тебя, Кангасск, я хочу попросить прощения: за Кулдаган. Твои родичи действительно пришли из мира Ле'Рок, как ни внушал им потом Серег забыть его. И пришли здоровыми, хоть и не умели копить амбассу, как жители Омниса. Но они повелевали ареном — и эта стабилизированная магия была их, их собственной, природной…

И… Омнис сломал их… Они оглохли к магии, как и наши люди. Словно болезнь была заразна… И только некоторые династии Странников сумели не поддаться этому и сохранить власть над ареном, и глядя на них можно было искренне поражаться тому, что может человек…


А теперь… когда не нужны больше камни, когда магия Омниса струится и стабилизируется сквозь тебя… Мы не знаем, что будет дальше. Кем станешь ты и каким сделаешь свой мир… Ведь ты теперь сильнее меня и Серега вместе взятых… не сокрушайся, что не умеешь пока ничего: у тебя впереди тысячи лет, чтобы узнать всё это. Ты будешь великим воином и магом, как и было тебе предсказано… помнишь, ведь: было…

И если наша сила была лишь в том, что мы принесли с собой, то твоя лежит у корней этого мира.


Воистину, ученик должен превзойти учителей, иначе зачем учить?..


Мы уходим. Вслед за нашим сыном. В тот мир, где мы родились. Я не знаю, будем ли мы помнить тебя, когда очнемся там. Надеюсь, будем.


Счастья тебе, дорогой Кангасск.


Влада.

Я мало что могу добавить к сказанному, Кан. Прости, что был суров с тобой, и если обидел чем…

Знай, я благодарен тебе за все. Орион прав: одним своим присутствием ты делаешь других светлее и лучше. Я стал лучше. Светлее — может быть…

Ты вернул мне сына, вернул мне потерянное счастье. И весь груз моих ошибок взвалил на свои плечи.

Спасибо тебе за все… Но дорого ли стоит „спасибо“ бывшего миродержца?.. Я твой должник навеки, и долг этот не оплатить. Надеюсь, его оплатит судьба…

Счастья тебе, Кангасск Дэлэмэр. И мира.

Серег»

«Куда же вы… — подумал Кангасск. — Вы ведь даже не знаете, что вас ждет там, в мире-первоисточнике… Куда…» Он не сдержался — крупная слеза сорвалась с ресниц и разбилась о желтый край странички. Заметив, что чернила поплыли, Кан бережно поправил письмо заклинанием ресторации.

Ему было тяжко на душе и плохо, но все же теперь он видел свет впереди. Или неясный отблеск света. Пройдет время — и он смирится, что все случилось так, как случилось.

Сменились эры — и мир не дрогнул. Он стоит так же, как и стоял. И, если глядеть с такой высоты, даже изменился не сильно.


«Странно, что от Макса ни слова…» — вдруг подумал Кан и, отложив в сторону письмо Влады и Серега, остановил взгляд на лежащей на коленях книге.