iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан - страница 81
Для Эдны человеческой любовью стал Макс, а драконьей — ты. И неизвестно еще, кого же она на самом деле любила больше.
— Значит, она… — Кан долго не решался произнести это. — …она… любила меня?
— Да…
«Не волнуйся, любимый, ты больше меня не увидишь…»
«Не с легким же сердцем ты идешь на смерть, Кангасск Дэлэмэр. Слишком остро чувствуешь, что еще и не жил. Что не знал настоящей любви и не закончил в жизни ни одного дела…»
…Кан вздрогнул, когда голоса ушедших зазвучали в его мыслях одновременно.
— Что с тобой, Кангасск? — спросила Астэр, заглянув ему в глаза.
— Ничего… — пробормотал в ответ Ученик миродержцев. — Прости, мне нужно побыть одному.
— Ты странный… так изменился, что не узнать… — дочь звезд нахмурилась и скрестила на груди руки. — Думаю, зря ты носишь два харуспекса сразу.
— Нет, не в них дело, — выдохнул Кан. — Не в них дело, а во мне. Прости…
Развернувшись, он ушел с балкона.
«Никаких больше писем Макса, — думал он, шагая по пустым коридорам. — Никаких…»
Закрывшись в своей комнате, он взял письмо Учителя и читал его вновь и вновь… читал до тех пор, пока не начал слышать в собственных мыслях ее спокойный мудрый голос, произносящий начертанные на бумаге слова.
Успокоившись, Кангасск начал читать письмо в последний раз… и вдруг, как на спицу, наткнулся на фразу, которую до сих пор если и замечал, то не придавал ей особого значения…
«Ты будешь великим воином и магом, как и было тебе предсказано… помнишь, ведь: было…»
Глава девятнадцатая. Погадай мне…
«Письма к Кангасску Дэлэмэру
год 15003 от п.м.
март, 29, Южный фронт, г. Люменик
У победы солоноватый вкус крови, друг мой. На зубах у меня поскрипывает вездесущий пепел; дым ест горло. Но мы победили… кто бы мог подумать, что спасет нас… Огнестрелки! Мне повезло, что оборонять пришлось индустриальный Люменик, а не какой-нибудь тихий земледельческий городок: оружие было изготовлено прямо на месте.
Но какой ценой далась победа… какой ценой… Тел столько, что немногочисленные выжившие вряд ли сумеют устроить достойное погребение. Потому всюду горят костры — от них этот горький дым, этот белый пепел — весь город в нем, как в снегу… Я велел сжечь вместе тела врагов и друзей, ибо, как говорил один мой знакомый, смерть всех равняет.
Я давно не спал. Несколько суток. Кто-то сказал, взгляд у меня стал безумный… еще бы…
Только что говорил с родителями. Говорил как с чужими, потому что эмоций во мне не осталось, да простит меня Небо… Но, освободив Люменик, я во весь Омнис открыл дорогу его огнестрелкам: пока нет магии, ружья и пушки — наша последняя надежда. Этот город — великая кузня всего мира, и с падением Торгора… впрочем, что тебе говорить: ты не хуже меня знаешь, чем был для Кулдагана и всего Омниса Торгор…
Завтра я покину свою временную обитель в Грандэ-башне, и с остатками некогда славной армии двинусь в Югу. С огнестрелкой каждый мой солдат стоит теперь десяти мечников, но людей у меня слишком мало. Как ни претит мне мысль о том, что придется набрать в Юге мальчишек и девчонок, выбора у меня нет: эта проклятая война почти под корень выкосила всех профессиональных воинов. Некстати же пришлась такая смена поколений.
Но, даже так, я, мальчишка во главе армии детей, собираюсь побеждать и впредь.
PS: Твоя дочь уже вовсю разговаривает, даже пытается называть меня папой. В жизни не видел человечка прекраснее Милии.
…Сегодня я шел в бой с ее именем на устах и даже в самые тяжелые минуты помнил о том, что за моей спиной — Грандэ-башня, где ждет меня моя девочка. Иначе и не победил бы, наверное, очень уж тяжело пришлось: не поверишь, но миродержцы тоже не железные.
Так что спи спокойно, Кангасск, никто не обидит ее, пока я жив.
Макс М.»
Он остался в память жителей Омниса как герой великой войны, сын миродержцев Макс Милиан Ворон и — как поэт Хален Милиан. Ярче сиял в свое время, пожалуй, только Зига-Зига — тоже, кстати, воин и поэт. Но Зига — герой ушедшей эры, и Макс, засиявший новой звездой на небосклоне, пожалуй, скоро потеснит старого кумира.
Максимилиан стал легендой при жизни. Часа не проходило, чтобы Кангасск не слышал о нем от кого-нибудь. И письма Макса следовало прочесть хотя бы из уважения к памяти этого человека, как бы впечатлительный Дэлэмэр от этого не зарекался…