Икона и крест - страница 11
Тот, хныкая и потирая многочисленные ушибы, сбежал в трактир, и больше я его тем вечером не видел. На следующий день я сообщил матери, что отправляюсь на юг Англии — возможно, в Лондон, — чтобы найти свою дорогу в жизни. Она плакала и осыпала меня укоризнами, но я не сомневался, что в душе мать обрадовалась избавлению от младшего и столь беспокойного сына. В хозяйстве от меня толку особого не было, а тут еще эти странные мысли, всякая чушь… И ересь, о которой она даже не догадывалась.
Накануне своего ухода я отправился к жившему милях в полутора от нас Учителю. Высоко в небе кружились облака. Они образовали узкую скважину, из глубины которой светила полная луна. Холмы отливали неземным светом, среди теней мне мерещились колдуны.
Учитель — для меня он всегда оставался таковым — был пьян и не слышал, как я вошел. В комнате, залитой красными светом от горящего торфа, было тепло.
Динвуди сидел, развалившись, на стуле и пристально смотрел в огонь. На полу лежала Библия, рядом стояла почти пустая бутылка. Не взглянув на меня, он заговорил:
— Что, уходишь? В город королевы, в эту великую навозную кучу?
— Утром…
Теперь он развернулся в мою сторону. Его щеки и глаза тоже были красными — то ли от виски, то ли от огня.
— О жизни за пределами Туидсмьюра ты не знаешь ничего, Джеймс…
— Как это так? Гляньте, сколькому вы меня научили!
Тот покачал головой.
— Образование — славный щит и смертельное оружие, но одними знаниями ты не обойдешься. Ты так неопытен, а отправляешься один в город, грехов в котором больше, чем в Ниневии.
— Я бывал в Ланарке…
Учитель коротко рассмеялся.
— Ланарк — не Ниневия! — Помолчав, он добавил, словно про себя: — Свидимся ли еще?..
— Кому об этом знать, сэр, кроме Всевышнего?
— Кого — кого? Ах да! Азы ты оставил далеко позади.
Такого сообразительного паренька мне встречать еще не доводилось. Однако тебе понадобится кое-что еще.
Учитель встал и неуверенной походкой направился к стоящему в углу черному сундуку. Меня не единожды разбирало любопытство, что же там внутри, но спросить я не отважился ни разу. И вот теперь Учитель поворачивал ключ в висячем замке и поднимал крышку.
— В помощь твоей сообразительности…
И Динвуди извлек черные кожаные ножны, из которых вытащил длинный, узкий, обоюдоострый кинжал. Я был изумлен! Он протянул мне оружие чуть ли не с благоговением.
— Моряки называют его „Береги яйца“. О том, где он бывал и что видел, тебе знать незачем. Закатай-ка рукав.
Я подчинился. Он пристегнул ножны к тыльной части моего предплечья.
— Такие рукояти встречаются не часто. Она вырезана из слонового бивня.
Меня куда больше интересовал сам клинок. Я потрогал его края и охнул от боли. Такие острые лезвия мне еще не попадались.
— Вложи его обратно в ножны. А теперь быстро вытащи — и постарайся не полоснуть по коже, как только что.
Я вытащил. Внутри ножен имелся выступ, который удерживал кинжал, но, чтобы вытащить его, достаточно было потянуть за рукоять.
— Еще.
Я повторил движение несколько раз. Теперь я выхватывал нож в мгновение ока.
— А теперь опусти рукав и повтори все сначала.
Я так и сделал. Учитель кивнул.
— Теперь еще раз, быстрее.
Я упражнялся до тех пор, пока не отточил движение до совершенства. Учитель был доволен.
— Он — твой друг. Больше никому не доверяй. Пользуйся им только при необходимости. Но если необходимость возникла, пускай его в ход неожиданно, со всей яростью и отвагой.
Я начал было благодарить Учителя, однако тот, не дав мне закончить, нетерпеливо махнул рукой.
— А вот еще один хороший друг.
Учитель достал из-под кровати жердь — где-то мне по плечо, с острым железным наконечником.
— На открытом воздухе ей будет лучше, чем под кроватью. У моряков это называется „абордажным копьем“. Умения особого здесь не требуется, но оружие от этого не становится менее действенным. Защититься от него нельзя. Смотри.
Он держал копье на уровне колена и вдруг сделал выпад, остановившись в дюйме от моего живота. Мой испуг его рассмешил. В красном свете горящего торфа влажные глаза Учителя блестели. Вид у него был вполне сатанинский.
— Если ты поразишь врага сюда, — и он опустил наконечник, указывая на мой пах, — его мучительная смерть будет длиться часы, а то и дни.