Иллюзии успеха - страница 12
Комиссар нахмурился.
— На чем вы основываетесь, говоря, что были «остальные»?
— Я подсчитал его доходы и расходы — вот справка. Она не такая уж длинная, если иметь в виду его образ жизни. Кроме того, у него всегда была куча долгов, которые он, конечно, выплачивал, но — с опозданием. У Красавчика Шарля был порок, патрон! Он играл!
— Рулетка? Баккара?
— Покер.
— Выигрывал иногда?
— Довольно часто, причем изрядные суммы, но тут же, по капризу фортуны, терял их.
— Предполагаю, что в хорошие времена именно благодаря выигрышам он и выплачивал самые неотложные долги?
— Точно.
— А из чего складывался его — как вы это назвали? — «образ жизни»?
Довернь снова заглянул в листок, прежде чем начать перечисление.
— Он снимал дорогую квартиру на бульваре Экзельманс. Имел спортивную машину высшего класса. Зимний отпуск проводил в Савойских Альпах, на высокогорной станции в Межеве, летний — в Сен-Тропезе, где у него имелся свой — и неплохой — кораблик. Он играл в гольф, ездил верхом в клубах для сильных мира сего и занимался пилотажем в аэроклубе.
— И самолетик тоже свой?
— Почти. «Ралли-100», купленный на паях с двумя друзьями. Каждую неделю он летал на нем по два часа.
Комиссар побарабанил пальцами по подлокотнику и заключил:
— Насыщенная жизнь, как я погляжу!
Довернь усмехнулся.
— Да уж, скучать ему было некогда.
— Еще что-нибудь есть?
— Пока нет, патрон.
Тьебо повернулся к Жанне.
— Слушаем вас, моя красавица!
Она погрузилась в свои записи.
— Когда Ламбер сказал мне, что Вале получал свое боевое крещение в журналистике, я, на всякий случай, решила связаться со справочной службой Министерства внутренних дел. Вале совал свой нос решительно во все. Во время выборов в законодательные органы он предлагал свои услуги тому или иному кандидату в депутаты. Он создавал бюро, нанимал группу сотрудников и организовывал предвыборную кампанию. Это была серьезная, хорошо сделанная работа, и она всегда давала отличные результаты.
— А чем он сам-то занимался в этом деле?
— Он заставлял своего клиента работать с видеомагнитофоном. По существу, становился его имиджмейкером. Исправлял внешний вид манеры, учил, как надо убеждать аудиторию, если было нужно, корректировал целиком или частично тексты выступлений, чтобы они производили больше впечатления. А если этого кандидата избирали, он становился очень сильной «связью». Вале не забывал об этой стороне дела и умел воззвать к доброй памяти господина депутата, как только появлялась необходимость.
«Паук плел свою паутину», — подумал Тьебо. Паутину, в которой вчера вечером кто-то проделал две прорехи…
— Пока все, что у меня есть о Вале, патрон. Да, вот еще что: в 17 часов звонил следователь Делорм, он хотел бы, чтобы вы зашли к нему завтра утром.
— Зайду. Теперь все?
Жанна кивнула.
— Отлично.
Балафрэ, чувствуя, что пришел его черед, заерзал на стуле.
Маленький, коренастый, настоящий комок мышц и нервов… Шрам — след схватки во время ареста «теплой компании» в баре на Монмартре — пересекал правую щеку от скулы до подбородка…
Он выслужился из рядовых, и у него были свои привычки, свои методы работы. Он обладал нюхом старого крестьянина и языком, столь же цветистым, сколь и образным.
— Балафрэ, теперь вам слово.
— Я прощупал Симону Топен, консьержку с бульвара Экзельманс. К этому самому Шарлю, как я понимаю, она просто липла. Надо сказать, что, хотя ей уже и стукнул полтинник, она еще ого-го, вдовеет два года и глаза у нее такие голодные, если понимаете, что я хочу сказать…
— Понимаем.
— Ну вот. Красавчик этот тоже с ней любезничал: всякие там безделушки, царские подарки к праздникам. Это чтоб она у него прибирала хорошенько. Бабье там не переводилось. Симоне тут можно верить: так и шныряли, говорит, мимо нее туда-сюда. Вот только она не удосужилась подсчитать, сколько они там прохлаждались.
— А что за гостьи?
— Да манекенщицы всякие, актрисульки… Из тех куколок, которые только и ждут, чтоб кто-то помог им отхватить контракт на маленькую рольку в фильме или прорваться на телек, хоть в статистки.
— Это что — консьержка сама вычислила, кто они такие и зачем приходят?