Иловайск: рассказы о настоящих людях - страница 28

Кабан чувствовал себя странно. Лежал, левой рукой держал бинты, правой – сигарету, смотрел в небо и слушал бой. По звуку угадывал, что свои берут верх, что не хватило у сепаров времени для организации обороны и отхода и что на самом деле нацгвардии и погранцам сильно повезло, что сепарские бэтээр и бэха с украинским флагом свалили в самом начале. Ввяжись они в бой, кто знает, как бы повернулось дело. «Нет, конечно, мы бы победили, но своих оставили бы тоже немало», – размышлял, крепко затягиваясь, Кабан. Небо выглядело по-утреннему свежим, с оранжевыми, пушистыми, хорошими, быстро бегущими облаками. По форме облака напоминали оленей из пейзажа на циферблате настенных домашних часов. Кабан просто лежал и курил и не чувствовал боли, и в этом был какой-то свой особый кайф. Он остро ощущал каждое дуновение ветра, каждая синяя травинка из того утра четко запечатлелась в его памяти – Серый с удивлением отметил, что на листьях деревьев много ржавой, под цвет земли и крови, пыли. Кровь быстро утекала из его большого тела, но крови Кабан имел много, так что за кровь он был спокоен, а больше переживал из-за своей обездвиженности. «Нерв, что ли, какой-то перебило? А если в позвоночник зашло?»

Рядом затарахтел бэтээр, из люка высунулся командир экипажа:

– «Трехсотые» есть? – Увидев Кабана, удивился. – Серый, епт, Кабан? Как же так? Вот суки! Серый, мы их там всех замочили! Эй, давайте его сюда!

Кто-то подскочил, потянул пограничника вверх, закряхтел и заматерился:

– Б… ну, тяжелый же, как кабан!

Кабана с трудом подняли и засунули в середину бэтээра, где уже лежал один пограничник – ему посекло плечо осколками, когда из-под обстрела вытаскивал раненых нацгвардейцев.

– Давайте, гоните в Амвросиевку. Мы сейчас на заставу передадим, чтобы врачей в больницу вызывали, – кричал изо всех сил водиле бэтээра Димон. – Знаешь, где больница?

«А что их вызывать, – подумал Кабан, – сейчас утро, все на работе».

Очнулся он уже в операционной. На него удивленно смотрел высокий худой врач.

– Ты не кашлять не можешь? – приятным голосом спросил доктор. – Я уже третий раз рану высушиваю, а ты кашлять начинаешь, и кровь, как из поросенка, хлюпает. Там у тебя дырка большая, и я на сухую смогу на внутренности посмотреть, не задело ли. Можешь не кашлять?

– Я попробую, – не своим голосом прохрипел Кабан. – Курить очень хочется.

– В операционной курить нельзя, сам понимаешь.

Доктор с медсестрой снова приступили к манипуляциям, а Кабан замер и затаил дыхание, но через минуту не смог удержать спазм, раскашлялся, и из раны фонтаном брызнула кровь.

– Нет, дорогой, так не пойдет. Во-первых, тебя сюда не одного привезли, всех лечить надо, а во-вторых, если будешь кашлять, рану мы тебе не зашьем. Можешь не кашлять? Не кашляй, я тебе говорю! – Доктор не нервничал, просто говорил настойчиво, так говорить умеют только хорошие врачи – одновременно настойчиво и ласково. Голос его звучал приятно, и Кабану очень хотелось послушаться и не кашлять, но он не мог удержаться – кашель сдавил грудь, разодрал гортань и вышел сиплым звуком через горло и чавканьем крови в боку.

– Кури! – чьи-то руки вставили в рот сигарету – прикосновение пальцев к губам было однозначно женским – и подкурили. Кабан затянулся, в голове на мгновение закружилось, и боль, которая тянула всю левую сторону, приглохла. Он открыл глаза и с удивлением понял, что по-прежнему лежит в операционной на столе – и курит. Сигарету подносила невысокая полненькая медсестра.

– Смотри, действительно не кашляет! Повезло тебе, в рубашке родился – внутри все целое, только мышцы хорошо так порвало на пузе, а оно у тебя не маленькое, ха-ха. Сейчас зашьем, не переживай, докуривай. Сестра, не сорите пеплом, пожалуйста, это же не крематорий. По крайней мере, пока я тут главврач, ха-ха.

В палате Кабан лежал с еще одним тяжелым из нацгвардии, тоже пулеметчиком. Осколок от гранаты застрял у парня в голове, и он уже вторые сутки не приходил в сознание, операцию здесь делать не рискнули. Рядом стояла койка Андрея Лепехи, того самого пограничника, с которым Кабана везли сюда в бэтээре. Утром 24-го приехали хлопцы с заставы: привезли сигарет, сухпаек, показали Кабану пробитый насквозь его телефон (друг Белаш дал свою простенькую «Нокиа» попользоваться в больничке), рассказали о его разбитых напрочь магазинах от пулемета, а Кабан достал военный билет и с удивлением обнаружил, что даже его не пожалела вражеская пуля. На «бронике» товарищи насчитали шестнадцать отметин.