Стр. 27. Вот тебе айфоны! — Если учесть, что первый iPhone был разработан только в 2007 году, появление этого слова в лексиконе Остапа выглядит, конечно же, провидческим. Однако не исключено, что вновь имеем дело с ошибкой при перепечатке рукописи. Возможно, Остап имел в виду гору Афон и одноименный полуостров в Греции, где находится сообщество 20 православных монастырей. В этом случае Остап, намекая на отнюдь не монашеское поведение Воробьянинова, в экспрессивной форме советует ему удалиться от мирских соблазнов («Ну, теперь пошел вон!») и замаливать грехи. Ведь недаром в меню Лизы, которую безуспешно пытается соблазнить Воробьянинов, присутствует блюдо «борщ монастырский».
Стр. 29. Летим в Сирию. — Поскольку официально советско-сирийское военное сотрудничество началось в середине 50-х годов XX века, этот фрагмент черновиков выглядит геополитическим пророчеством. Впрочем, есть и вероятность простого совпадения. Еще в 20-е годы на территории современной Сирии происходили важные события. В 1926 году введена конституция, через два года состоялись выборы в Учредительное собрание. Именно в это время в записных книжках Ильи Ильфа возникают первые наметки будущего «Золотого теленка». Видимо, «сирийский» сюжет перекочевал в роман из советских газет конца 20-х, где много писали о Ближнем Востоке. Напомним, что в те годы, когда соавторы работали над романом, мандат Лиги Наций на управление Сирией был у Франции. Премьер-министром Франции тогда был Аристид Бриан. А уж Бриан, как утверждали начитавшиеся газет «пикейные жилеты» из книги Ильфа и Петрова, «это голова!»
Стр. 31. …для «пятой колонны» вроде вас, Ипполит Матвеевич, я бы сейчас сделал исключение. — Считается, что выражение «пятая колонна» вошло в обиход в 1936 году, во время гражданской войны в Испании, и тогда получается, что авторы «Двенадцати стульев» опередили время. Однако в данном случае с большой уверенностью можно утверждать иное: Ильф и Петров отталкивались от цитаты из романа Льва Толстого «Война и мир» (том I, часть 3, глава 12), где состоящий на русской службе немецкий генерал Пфуль делает доклад о будущей кампании против Наполеона: «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert…» («Первая колонна марширует, вторая колонна марширует…» — и так вплоть до пятой колонны). Ильфу и Петрову, разумеется, была известна крылатая фраза из толстовского романа, но мог ли ее знать их персонаж, провинциальный священнослужитель? Очевидно, что мог. Несмотря на незаконченное высшее образование, Федор Востриков предстает перед читателями знатоком классики. И раз уж он легко цитирует Фому Аквинского, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, то почти наверняка знает и «Войну и мир». Однако писатели все-таки убрали «die funfte Kolonne» из итоговой версии романа, рассудив, что Льва Николаевича в их книге слишком много: тут и долгий спор между Колей и Лизой о вегетарианстве автора «Крейцеровой сонаты» и «Анны Карениной», и суровый упрек Остапа, обращенный к Воробьянинову («Кто это говорит? Это говорит граф Толстой?»), и, главное, многократные упоминания любимой верхней одежды графа: слово «толстовка» появляется в тексте романа семь (!) раз.
Стр. 33. Переводчик-гад подбросил… Коровьев… Алексей Анатольевич… в пенсне! — Похоже, это единственный случай, когда упоминается имя и отчество Коровьева. В итоге Михаил Булгаков все-таки оставил бывшего регента безымянным: возможно, потому что Коровьев — не фамилия, а такое же прозвище, как и Фагот. Или, что вероятнее, автор не захотел отдавать любимое имя подручному Сатаны. Ведь Алексей для Булгакова — это прежде всего Алексей Турбин из «Белой гвардии» и пьесы «Дни Турбиных».
Стр. 37. Союз Меча и Орала, конечно. — В окончательном тексте «Двенадцати стульев» остались только два эпизода, где Остап использует в своих целях название организации-симулякра (сцена съезда дома у Елены Станиславовны в Старгороде и сцена в Тифлисе с Кислярским), но, как видно, планировался еще один, в Музее мебели. Однако позднее писатели отказались от этой сцены. Вероятно, они не смогли обосновать логически, почему директор музея согласится закрыть выставку из-за грозно-невразумительных претензий никому не известной общественной организации.