Immoralist. Кризис полудня - страница 6
В то время был у меня дружок — Бешеный Борька. Работал он танцором и отличался любовью к дракам, алкоголю и промискуитету. Стоил его номер дорого, и поэтому сначала он в каком-нибудь кабаке несколько ночей подряд кутил, а потом выходил там на сцену отработать. И все были счастливы.
Прогулки с Бешеным заканчивались всегда одинаково: как харизматичная личность, он успевал нагнать полную хату блядей, потом половину из них избить и выкинуть, а с оставшимися мы организовывали сложносочиненный групповой секс.
И, проснувшись одним отвратительным утром, я понял, что на полу валяется Боря с трусами в одной руке и эрекцией в другой, а рядом со мной лежит совершенно незнакомое существо со знакомыми розеолами по всему телу.
Пнув ногой Борю, я помчался в альма матер.
— Мы поедем, мы помчимся в венерический диспансер, и отчаянно ворвемся прямо к главному врачу-уууууу! Здравствуйте, Нора Андревна! Вы меня помните?
— Помню, — ответила носительница сакральных знаний и, на всякий случай, проглотила целиком шоколадку. — А что это с вами такое?
— А что со мной такое?
— Ну, вы были такой декадентски-бледный брюнет, а теперь темнокожий блондин!
— Солярий, краска для волос. Но это не главное. Главное — это схема превентивного лечения сифилиса!
— А, сифилиса. — Будда достала еще одну шоколадку, и отломила мне кусочек. — А точно был контакт?
— Не помню.
— А точно сифилис?
— Обижаете!
— А когда?
— А прямо сейчас.
— И партнера, конечно же, не помните?
— Конечно, не помню. Провал в памяти. От экстаза.
— Записывайте.
Кто бы знал, что два укола бициллина, сделанные со страху перед Люэсом, лишают возможности передвигаться? И кто бы знал, что мне позвонит Борька и сообщит, что отвел блядь на анализы и никакого сифилиса там не нашли? Но — у страха глаза велики, и я с букетом цветов хромаю на кафедру.
Прислоняюсь к двери в ожидании перерыва и слышу, как ровное контральто воплощенного Будды гудит очередным четверокурсникам:
— Вася, вы боитесь гомосексуалистов и сифилиса? Не бойтесь, Вася!.
***
Наш ВУЗ по статистике лидировал не только в прикладной венерологии, но и в поставке клиентов в дурку. В нем было элементарно тяжело учиться. Большинство же иногородних еще и работало — жрать-то хочется, и штаны новые хочется, и много чего еще хочется в районе двадцати годов в обретенном большом городе. Вот психика у некоторых и ломалась. И случай со Светочкой абсолютно не выглядел экзотикой на фоне старшекурсников в белой горячке, закрытия окон «с той стороны» и героиновых овердоз.
Девочка как девочка. Руки, ноги, очки, гитара расстроенная. Шеи нет, талии тоже. Жила девочка в соседней комнате. На первом курсе была просто тихая, на втором стала «с особенностями». То ночью в сортире посреди толчков про изгиб гитары желтой поет, то чертей на кухне ловит.
Светочка, прочная девственница, стала проявлять ко мне интерес — она пробиралась в мою сорокаметровую, полную теней комнату, и застывала в углу каменным гостем, слившись с общим бардаком. Время от времени она издавала ухающие звуки — смеялась. Я к этому быстро привык, а вот гости пугались. Вы бы тоже испугались, если бы вам в лицо неожиданно расхохоталась совой куча тряпья.
И тут пришла сессия. Девочка декомпенсировалась напрочь. Лежу я как-то дождливым утром в тряпках, глазки открыть пытаюсь. Голенький, тепленький, с утренним стояком — все как положено. Тут дверь открывается, с грацией трактора входит мокрая Светочка, в куртке, с бутылкой пива, джинсы насквозь мокрые, псиной пахнут и вечной девственностью. Это только до юности девственность пахнет цветочками. А дальше — псиной, одинокой и неприкаянной.
И вот, как есть, не сняв пинеток, в куртке и с пивом, взяла и улеглась на меня. «Холодовая остановка сердца», — мелькнуло в голове что-то из учебника. Полежала с полминуты, и говорит:
— У тебя в груди стучит, а в животе булькает.
— Ну так если б было наоборот, это был бы отек легких! Спасибо, что разбудила. А теперь слезь с меня.
Оделся я и с подругой на аборт пошел — больше пойти было некому. Прихожу обратно, а там баба моя тогдашняя ходит, маникюр обгрызает. Светочка, говорит, пыталась убить меня учебником по туберкулезу из ревности, а потом все транквилизаторы из тумбочки пожрала. Я, говорит, ей желудок промыла, и положила спать.