Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика - страница 12
Анализ внешней политики первого принцепса убеждает в справедливости именно этой точки зрения.
Давно сложившееся убеждение в миролюбии Августа отчасти следует считать его заслугой: «сын божественного Юлия» был выдающимся мастером политической пропаганды, которая зачастую маскировала его истинные намерения и действия (проницательно замечено, что «подлинная история — это тайная история»[96]). К тому же зачастую упускается из виду, что, бесспорно, существовавшее амплуа Августа-миротворца (одна из личин этого незаурядного актера) относится только к прекращению при нем гражданских войн, целое столетие терзавших народы Средиземноморья. Напротив, в сфере внешней политики наблюдается полная преемственность между Республикой и Империей, а Рах Augusta, по справедливому замечанию Р. Сайма, неотделим от Victoria Augusta.[97]
Делать Августа пацифистом означает не понимать одной из основных особенностей римского менталитета. Уже Цицерон, подводя своего рода итоги развития Рима от времен Ромула и Рема, с гордостью констатировал, что в силу ревностного почитания богов и по их воле «мы возвысились над всеми племенами и народами» (Cic. De har. resp. 23. 35), так что римский народ стал «победителем всех народов», и власть римского сената распространяется на весь мир (Phil. IV. 6. 14–15). Бессмертные боги по заслугам дали римлянам господство над всеми остальными народами, так как Рим всегда вел только справедливые войны.[98]
Аналогичные мысли высказывает Тит Ливий (1. 16. 7), нет недостатка в подобных сентенциях (но уже с монархической окраской) и у Вергилия: в «Энеиде» многократно подчеркивается, что весь обитаемый мир, согласно предначертаниям богов (и лично Юпитера), покорится римлянам (и лично Августу), причем власти Этой не будет конца во времени и пространстве.[99] Учитывая, что Вергилий принадлежал к ближайшему окружению Августа, можно не сомневаться, что великий римский поэт кратко и максимально доходчиво изложил официальную внешнеполитическую доктрину нового режима.
Что касается самого Августа, то нельзя не учитывать: воинская доблесть и военная слава с древнейших времен были для римского политического деятеля качествами приоритетными (Cic. Рго Mur.9. 22; 11.2). Для императора активная внешняя политика стала жизненной необходимостью: блеск военных побед должен был заставить подданных нового Ромула забыть о сомнительной репутации Октавиана-триумвира и явиться наиболее эффектным оправданием его единоличной власти.
Однако Август, прагматик до мозга костей, обладавший немалым уже опытом политика и государственного деятеля, прекрасно понимал, насколько рискованным для него и созданного режима было бы безудержное стремление к внешнеполитическим авантюрам. Поэтому он решил для начала создать в массовом сознании хотя бы· иллюзию того, что римляне под его мудрым руководством уже покорили всю ойкумену.
В принципе, как ни удивительно, задача выглядела вполне решаемой, так как в обыденном сознании римлян обитаемый мир в основном совпадал со знакомым им Средиземноморьем, а остальной частью orbis terrarum они интересовались очень мало.[100] Следовательно, уже победа Октавиана в борьбе за единоличную власть, означавшая переход под его контроль и восточной половины Римской державы, позволяла претендовать на роль не только спасителя, но и покорителя мира.[101] Неудивительно, что Август буквально навязывал римскому общественному мнению спасительную для него версию: после победы над Антонием историческая миссия Рима, в сущности, выполнена, и страны земного круга склонились перед его властью.[102]
Однако с благостной картиной подчинения мира римскому оружию диссонировало одно неприятное обстоятельство: все прекрасно знали, что вне сферы римского господства оставались территории к востоку и западу от Средиземного моря. Поэтому Август с первых лет своего единоличного правления, оставляя Восток с его многочисленными проблемами на втором плане, занялся обещавшим быстрый и верный успех Западом.
Личное участие императора в испанском походе, как упоминалось выше, было продиктовано необходимостью радикально упрочить его внутриполитические позиции. Покорение кантабров и астуров, вне зависимости от подлинных масштабов этого успеха (достаточно скромных),