Императорский Рим. Книги 1-12 - страница 15

стр.

Глядя на игру света и крови на мыльных стенках, император и служанка забавлялись вовсю и Гонорию не сразу заметили. А Гонория хотела спросить, у кого это они отрубили палец, да разве о таких пустяках спрашивают?.. Поэтому промолчала. Увидела лежащий на полу меч, на остром лезвии которого засохли уже потемневшие точечки, поняла, что сам Валентиниан отхватил у какого-то раба или рабыни этот злополучный палец, ненужным вопросом засевший в голове новоиспечённой Августы...

   — Ты пришла, сестра, чтобы я поздравил тебя с титулом? — спросил брат.

   — Если хочешь, поздравь... Но вижу, вы хорошо забавляетесь.

   — Да, хорошо, — подтвердил слабоумный Валентиниан.

   — Ты не видел Октавиана?

   — Смотрителя и утешителя?.. Нет, не видел.

   — Почему же утешителя? — При этом Гонория быстро отметила про себя, что так Евгения назвала недавно и Плацидия.

   — А его так все во дворце зовут. Ведь он не только твой утешитель...

   — Чей же ещё?

   — А этого тебе говорить не велено.

Кровь жарко ударила в виски Гонории, и молодая Августа в гневе махнула рукой по мыльному пузырю, который выдувала служанка, и почти выбежала из покоев императора.

«Значит, есть основание верить слухам, о которых говорила Джамна и которые доходили до меня, но всякий раз я гнала их от себя прочь... Значит, Евгений принадлежит не только мне... Ну, погоди... смотритель!»


* * *

Для Джамны светлыми днями были дни, проведённые в Александрии в доме Ульпиана, после того, как Антоний выкупил её из рабства. Раз в неделю они смотрели на городской площади потешные представления. Наиболее интересные давали заезжие канатоходцы: они обладали каким-то особым бесстрашием и легко бегали на большой высоте по канату, скрученному из воловьих жил и протянутому между столбами. Иногда, глядя на канатоходцев, кружилась голова... Но Джамна любила смотреть на них, и сладостно щемило сердце, когда опытный актёр, чтобы пощекотать нервы публике, на середине каната изображая свою неуверенность, соскальзывая ногой, готовый вот-вот упасть, — но это был лишь хорошо продуманный трюк, и зрители знали, но всё равно дружный и радостный крик восклицания вырывался у них, когда канатоходец благополучно достигал столба.

Однажды на большую высоту взобрался юноша и начат бодро идти по канату, помогая себе длинным шестом, который он держал для равновесия в обеих руках. Уже пройдена середина, но вдруг шест заходил быстро вверх-вниз, юноша покачнулся... Некоторые зрители, ничего не подозревая и думая, что это очередной розыгрыш, даже засмеялись, но вот юноша делает ещё один шаг, пятка передней ноги у него соскальзывает, шест летит вниз, а следом за ним и он сам.

Крики ужаса теперь огласили площадь: юношу унесли с разбитой окровавленной головой в крытую повозку, где молодой человек вскоре скончался.

Своё пребывание во дворце Джамна не раз сравнивала с работой тех, кто на большой высоте ходит по канату, рискуя жизнью. И жизнь в императорских покоях тоже постоянно подвергалась опасности: одно неверное движение, одно необдуманно произнесённое слово, и ты летишь вниз и разбиваешься насмерть, как тот несчастный юноша.

Теперь перед девушкой неотступно встал жёсткий вопрос: как быть? Она дала слово Гонории — верно ей служить, и не только готова, но и на самом дате сдержит это слово; Гонория нравилась Джамне... Несмотря на вспыльчивый и даже жестокий нрав, у молодой Августы в груди билось доброе сердце, и эта доброта заключалась и в том, что она полюбила такого вообще-то скверного, хотя и красивого человека, каким являлся Евгений... К тому же он был сластолюбец.

Корда Гонория, уставшая от любовных утех, крепко засыпала, Евгений с Джамной проделывал то, что наверняка бы не понравилось молодой Августе... Но и у Джамны его действия, которые не иначе как извращениями нельзя было назвать, вызывали неприятие... И раньше они также не нравились Джамне, когда к этому принуждал её до кастрации Антоний; но тогда девушка и не подозревала, что какие-то излишества в половом соитии можно было назвать извращениями, ибо до принятия христианства сие считалось вполне нормальным — пробовать ли языком на вкус семя любимого или любимой, ласкать ли губами чувствительные части тела, не говоря уже о различных позах, коими изобиловали у язычников эти самые соития... Только с распространением христианства начала меняться философия интимных отношений между мужчиной и женщиной, хотя и ранее существовали понятия любви и нежности... И если мужчина-язычник брал женщину как обыкновенное животное, то именовалось всё это низменной страстью... Вот почему Джамна так реагировала на «ласки» возлюбленного Гонории и ненавидела его, который проделывать подобное ни за что бы не посмел с молодой Августой... В душе Евгений был трусом; чернокожая рабыня знала об этом, знала Плацидия, знал и проницательный Антоний...