Императорское королевство - страница 30
— Думаете, он симулирует?
— Симулирует? — непритворно изумился Пайзл. — Об этом я не подумал. Но, очевидно, и для вас лучше отделаться от него. Мы ведь говорим искренне.
— И я, в сущности, должен вас поздравить.
— С чем поздравить?
— Да с тем, что вы снимаете с себя заботы, вам уже не нужно будет мучиться с опекунством. А потом — наследство.
— Ах, оставьте! Об этом я никогда не думал, — хмурится Пайзл, покоробленный его прямолинейностью, и вздыхает. — Непорядочно было бы даже думать об этом, тем более сейчас!
— Да, да, понимаю, я и не имел в виду ничего плохого. — Рашула делает серьезное лицо и задумывается. — Однако, господин доктор, неужели вы мне так и не можете раскрыть тайну, в чем состоит ваше удовлетворение? — В эту минуту на третьем этаже на площадке тюремной лестницы открылось окно. — Вы не видели, доктор, кто там был?
— Не видел! — Пайзл тоже взглянул вверх и заговорил тише. — Раз вы столь упорны, бог с вами, скажу вам только две вещи — всего я вам открыть не могу: первое, да, я настаиваю, чтобы правительство реабилитировало меня, опубликовав в официальной газете сообщение, и второе… второе уже касается моего шурина.
— Как? — встрепенулся Рашула, продолжавший поглядывать в сторону окна, где в хорошую погоду, как вспомнилось ему, любит греться на солнце Юришич. — Неужели вы для своего шурина требуете удовлетворения? От правительства?
— Да, для него! — твердо сказал Пайзл. — Вы же знаете, сами мне сказали, какую клевету распространили против меня в связи с его арестом. Думаю, я ее опровергну, не прибегая к неприятным объяснениям с клеветниками, если добьюсь, чтобы и его выпустили на свободу.
— Сейчас? — крепко засомневался Рашула, и что-то похожее на язвительную усмешку пробежало по его лицу, но моментально оно снова превратилось в ледяную маску. — Сейчас, когда он сошел с ума?
— Говорю вам, вероятно, это случайность. — Пайзл вплотную приблизился к Рашуле и ухватился за пуговицу его пиджака. Он возбужденно начинает ее теребить, говорит быстро, взволнованно, готовый разрыдаться. — Вам кажется это странным! А таким он часто бывает. И только поэтому… — он обрывает себя на полуслове и неожиданно перескакивает на другую тему. — Если бы вы лучше знали наши отношения, вы бы поняли, что существенная причина его нынешнего душевного расстройства в том, что он страдает из-за моего ареста, потому что сильно любит меня. Я полагаю, его спасение в уверенности, что я вышел чистым из этой аферы.
Словно заглотив комок слов, Пайзл поперхнулся. Лицо его некрасиво. По щеке сползает слеза, тяжелая, крупная. Желая освободиться от Пайзла, Рашула поднял руку, и слеза капнула прямо на нее. Он делает шаг назад и как грязь вытирает ее о пиджак. Придает лицу невиннейшее выражение, с трудом сдерживаясь, чтобы не прыснуть, не расхохотаться.
— Вы очень сентиментальны, доктор! Ну, а как вы думаете выйти из аферы совершенно чистым?
— То-то и оно, — сонно взглянул на него Пайзл, на самом деле пытливо изучая каждую черточку на лице собеседника. — Ему нужны более убедительные доказательства, нежели мои утверждения, что все обвинения ложны.
— Более убедительные? Что вы имеете в виду? — усмехается Рашула, выходя из себя, ему совершенно ясно, куда метит Пайзл, — Да, в этом мы его можем убедить! Легко убедим, хоть все это неправда. Если хотите, я перед ним сотню раз подряд откажусь от всех своих показаний против вас. Ведь речь идет об этом, не так ли, доктор?
— Слушайте, директор! — Пайзл подчеркнуто ласков. — Мы об этом уже много раз говорили, а сейчас совершенно иная ситуация. Это важно не только для спасения шурина, но и для вас. Видите, у вас сложилось ложное представление, что несчастье шурина в моих интересах. Точно так же вы постоянно были в заблуждении другого свойства. Но с сегодняшнего дня, нет, уже со вчерашнего, это заблуждение может более чем когда-либо вам навредить. Скажу вам по секрету, моя свобода не зависит больше ни от вас, ни от нашего национального правительства, а от Вены.
Со вчерашнего дня Рашула допускает возможность такой высокой протекции, но в нем просыпаются новые сомнения: