Империя, не ведавшая поражений - страница 10
— Понятно.
Проблема начала обретать зримые очертания. Барон Кайдар, несомненно, был политическим изгнанником, оказавшимся здесь по воле его врагов, явно рассчитывавших его уничтожить. И какое имело значение, если пострадают несколько жалких колонистов?
Враги родины Тэйна называли ее Империей Ужаса не без причины. Тервола делали что хотели, где хотели и когда хотели благодаря магии и легионам, не ведавшим поражений. У Шинсана была своя политика и политики, но они никогда не относились с презрением к гражданскому населению.
Тэйн в свое время изучал странные обычаи запада, но ему требовалось время, чтобы по-настоящему их осознать.
После ужина он помог Томе принести еще воды.
— Это лучшая еда, которую я ел за многие годы, — заметил Тома.
— Спасибо. Мне было приятно ее готовить.
— Я хотел сказать… я был бы рад, если бы ты больше этого не делал.
Тэйн задумался. Тома явно хотел немного побыть вместе с ним.
— Рула. Если у нее появится свободное время, она начнет беспокоиться.
— Понятно.
— Я ценю помощь, которую ты мне оказываешь…
— Ты мог бы не таскать воду, будь у тебя ветряная мельница.
— Знаю. Но никто здесь не может ее построить. Да и я в любом случае не могу много заплатить. Разве что часть овец. Если бы ты остался…
Тэйн посмотрел на восток. Закат окрашивал горы в кровавый цвет. Он надеялся, что это не дурное предзнаменование, но ему внушала страх мысль о том, что, возможно, прямо сейчас легионеры умирают от рук других легионеров.
— Ладно, ненадолго. Но скоро мне нужно будет идти дальше.
Он подумал о том, возможно ли убежать от собственного прошлого. Друг говорил ему, что человек несет свою боль, словно черепаха свой панцирь. Тэйн подозревал, что аналогия куда глубже, чем предполагалось. Люди не только несли свою боль-панцирь, но и прятались в него в случае угрозы их душевному спокойствию.
— Ты нам нужен. Ты сам поймешь. Я был слишком упрям, чтобы признать это только сейчас…
— Упрямство — само по себе добродетель. Не стоит лишь упрямиться, когда приходится учиться…
На Стебана, который носил воду вместе с ними, их разговор, похоже, произвел немалое впечатление.
— Расскажи нам про войны, на которых ты был, Тэйн, — попросил он, когда они вернулись домой.
Рула нахмурилась.
— Их было не так уж много. Сплошные кровь и грязь, Стебан. Куда хуже, чем при стрижке овец.
— Да брось, Тэйн. Ты всегда так говоришь.
— Микла сделал из войны прекрасную сказку, — сказала Рула. — Ты бы решил… в общем… что лучшей жизни и быть не может.
— Возможно, для Миклы это действительно было так. Но войны Эль-Мюрида были давно и далеко, и, надо полагать, он был тогда очень молод. Он помнит хорошие времена и видит лишь тусклые краски сегодняшнего дня.
— Возможно. Ему не следовало забивать Стебану голову своей чепухой.
И Тэйн просто повел рассказ о городах, которые он видел, описывая странные одежды и обычаи. Рула, как он заметил, наслаждалась его повествованием не меньше, чем ее сын.
Позднее, после вечернего ритуала, он провел несколько часов, знакомясь с окрестностями. От солдатских привычек нелегко было избавиться.
Дважды он обнаружил бродивших вокруг кайдаровцев. Никто из них его не заметил.
На следующее утро он рано встал и объехал ту же территорию верхом.
Рула посетила импровизированную кузницу Тэйна на третий день, принеся кувшин холодной родниковой воды.
— Ты работаешь уже много часов, Тэйн. Выпей.
Он улыбнулся, отложив в сторону молот.
— Спасибо.
Тэйн принял у нее кувшин, хотя пить ему пока не хотелось. Он привык к долгим часам на жаре в доспехах. Прихлебывая воду, он смотрел на Рулу, у которой явно было что-то на уме.
— Я хочу тебя поблагодарить.
— Гм?
— За то, что ты делаешь. За то, что ты сделал для Томы. И для меня.
— Я не так уж много сделал.
— Ты показал Томе, что у человека есть повод гордиться и без ненужного упрямства. Но, возможно, ты этого просто не замечаешь. Тэйн, я прожила с этим мужчиной восемнадцать лет и слишком хорошо его знаю.
— Понимаю, — он слегка коснулся ее руки, сознавая, что для женщины, не привыкшей с кем-либо советоваться, это достаточно длинная и эмоциональная речь.