Имперский граф - страница 23

стр.

Во взгляде Бора на барона Убера не было теплоты. Скорее, наоборот, там была злость за то, что тот так его подставил. А ведь мог, по мнению Бора, рассказать ему, и он бы сам во всём разобрался.

Впрочем, возникшая напряжённость между контрразведкой и местной полицией в лице их начальников Олега не тревожила. Он даже считал это полезным.

Правильность действий Нечая теперь ещё больше подтверждалась, когда воющие от боли пытаемые стражники называли всё большее количество своих товарищей, промышлявших преступными деяниями. В ходе дознания всплыли даже имена начальника комендатуры Промзоны и его двух из трёх заместителей.

И дело не ограничивалось только крышеванием доставки и распространения наркоты. Воя и хрипя от боли в вывернутых руках, от ударов кнута или разбитых молотами костях пальцев, теперь уже бывшие стражники комендатуры рассказывали и о сборе дани, и об изнасилованиях, которые они совершали, и о незаконном обращении в рабство сирот и бездомных, и об афёрах с недвижимым имуществом, о покрывательстве краж и даже убийств.

Олег понимал, в чём была главная проблема Бора. Это была кадровая проблема.

Если Нечай набирал себе людей, в основном разыскивая молодых способных парней из самых, что называется, низов, которых обучал по тяжёлой программе, часто даже с помощью самого Олега, и которые всегда помнили, что свои офицерские шевроны они буквально выгрызли у судьбы зубами, то вот Бор из-за необходимости как можно быстрее укомплектовать штаты комендатур сильными и опытными вояками пошёл по самому простому пути – он стал принимать в стражи баронских дружинников, которым надоело служить в охране замков, но которые не желали тянуть тяжёлую армейскую лямку.

Так что дело было даже не в том, в чём попытался найти оправдание Бор, не в более чем двукратном денежном содержании нечаевских офицеров по сравнению с комендатурскими – сержант контрразведки получал четыре с половиной рубля в декаду, в то время как сержант стражи лишь два рубля. Дело изначально было в мотивации, с которой люди поступали на службу.

Впрочем, особого сочувствия к Бору у Олега не было, как и особой злости.

После доклада офицера в кабинет зашёл Нурий. Главный палач был чем-то немного смущён и от этого смущения переминался ногами на входе в кабинет, напоминая Олегу робкого крестьянина.

– Что-то случилось? – спросил он у палача.

Тот вздохнул и посмотрел на виконтессу ри Шотел, которая в это время сидела на подоконнике, болтала ногами, грызла яблоко и любовалась Нечаем.

Сегодня Уля изображала лесную охотницу. Она была в тёмно-зелёном брючном костюме, высоких сапогах и со скрученными в тугой узел на затылке волосами, выкрашенными в цвет воронова крыла.

Вот уж кому все эти эксперименты с изменением внешности приносили радость, так это сестре, благо испортить себе что-то надолго, ей не грозило – всегда под рукой было исцеляющее заклинание.

– Господин, – поклонился Нурий Олегу. – Там один из моих учеников слегка перестарался. Я боюсь, что один из клиентов может уйти. Нет, всё, что знал, он уже рассказал. Только вот до казни может не дожить. Я бы хотел попросить госпожу виконтессу, вас я просить не смею, исцелить сержанта… бывшего сержанта, – поправился палач.

Уля скривила лицо. Она вовсе не была неженкой, на войне ей приходилось излечивать такие раны, что давно уже ко всему привыкла. Вывалившиеся кишки из разрубленного живота выглядели и пахли так, что вид и запах районов возле Вонючки оставлял виконтессу равнодушной.

Просто те четыре дня, что шло расследование, Уля с интересом следила за его результатами и иногда даже влезала с советами, впрочем, чаще не всегда к месту и не очень пригодными.

– Да повесите труп, и всего делов. Кого истязать на потеху черни и так у вас полно. Все камеры под завязку забиты, – отмазалась Уля. Ей было лень спускаться в подвалы.

Действительно, численность преступных группировок, размах их деятельности, выстроенные друг с другом отношения, раздел сфер и даже сращивание с теми, кто, вообще-то, должен был следить за законностью, всё это так не походило на ту преступность, которая была в этом мире раньше, что Олег заподозрил самого себя в провоцировании создания преступности нового вида. Он совершенствует технику и быт, а преступность начинает подстраиваться под изменившиеся условия жизни.