Иная реальность Часть I - страница 8

Дитрих широко улыбнулся:

— Это будет проще простого.

* * *

Волль не ошибся и на этот раз — выдвижение и сама атака прошли как по писаному. Мотоциклисты и минометчики, описав приличный крюк по редколесью, перекрыли дальний выход из села, скрытно развернувшись на опушке. Саперы, при поддержке самоходок и взвода 15-см пехотных орудий подтянулись по дороге и сходу атаковали. Нойнер не принимал в атаке непосредственного участия, оставшись со своей самоходкой и связистами у опушки леса, слева от дороги. Собственно, его участие и не требовалось — младшие офицеры и гренадеры и так знали, что нужно делать. Внезапность, выучка и подавляющий огневой перевес были на стороне атакующих, в результате бой очень быстро превратился в бойню.

Шум моторов и лязг гусениц приближающегося штурмового отряда заставили всполошиться располагающихся на ночлег партизан. Они даже попытались организовать оборону и стали вновь запрягать лошадей в повозки, видимо намереваясь продержаться до темноты, а затем уйти из села. Но первые же снаряды, обрушившиеся на крайние хаты, перечеркнули все их надежды. Самоходчики Ганса, нагло развернувшись по обе стороны дороги, прямой наводкой снесли несколько пулеметов, попытавшихся дать отпор, после чего саперы ринулись на штурм. Наименее стойкая (или напротив — более сообразительная?) часть партизан, поняв, что отбиться не получится, попыталась спастись бегством, бросившись в сторону темнеющего невдалеке леса, но эта попытка была заранее обречена на неудачу. Мотоциклисты спокойно подпустили бегущих метров на сто, после чего открыли ураганный огонь, буквально выкашивая беглецов. После этого всякое подобие организованного сопротивления было окончательно сломлено.

Штурмовые группы саперов уверенно продвигались вперед, расстреливая всё, что движется, и методично подавляя любое сопротивление с помощью ранцевых огнеметов и большого количества ручных гранат. Прочные дома, в которых обороняющимся удавалось наладить более-менее организованное сопротивление, разносились в щепы из приданных пехотных орудий. От попадания без малого сорокакилограммового снаряда бревенчатый дом взлетал на воздух целиком, от трубы до подполья, осыпаясь затем на землю грудой бесформенного мусора.

Ганс, прислонившись к теплой стенке моторного отсека своей самоходки, следил в бинокль за беспорядочно мечущимися среди пылающих хат и сараев людьми. Кто-то пытался ползком выбраться из села и пробраться к лесу, кто-то отстреливался, многие прятались в погреба… Среди бегающих людей были и вооруженные и безоружные, мужчины и женщины, но одеты все были примерно одинаково — ватники, какие-то телогрейки… Отличить пришлых партизан от местных обитателей было проблематично. Ганс усмехнулся, вспомнив вопрос щекастого саперного унтерштурмфюрера, заданный во время обсуждения деталей атаки: «как поступать с гражданскими?». Сам Нойнер и оба оберштурмфюрера уставились тогда на коллегу, прибывшего в роту с очередным пополнением уже после Сталинграда, как на умалишенного. Лишь секунд через двадцать Ганс, переборов изумление, произнес нейтральным тоном:

— Уничтожить всех, пусть на небесах разбираются: кто там партизаны, а кто нет.

Именно так и поступали сейчас его гренадеры, забрасывая гранатами погреба, с набившимися туда людьми и пристреливая всех, кто выскакивал из подожженных домов и сараев. Пощады не давали никому.

Когда низкое ноябрьское солнце скрылось за лесом, раскинув на расчистившемся от облаков небе кровавое покрывало заката, стрельба уже стихла, но вечерняя тишина, предшествующая наступлению ночи, так и не установилась. Треск горящих домов, грохот обрушающейся кровли и стен, шум моторов, рев перепуганной скотины, ржание лошадей, топот ног, звяканье амуниции и резкие, гортанные команды унтеров нарушали тихое очарование мягких вечерних сумерек. В этот на удивление ясный и тихий вечер, полыхавший на небе, закат дополнялся отблесками пожара, бросавшими причудливые тени на стоящие за селом стога и застывшие между ними самоходки второго взвода. Окинув еще раз взглядом всю окружающую панораму, Ганс опустил бинокль и, издав вздох сожаления, повернулся к радисту — пора было снова браться за работу: