Инфант испанский - страница 6
— Ну зато Саша вот приехал, — примирительно сказал Ваня. — Ты ведь хотел с ним обсудить нашу концепцию.
— Ах да, — встрепенулся Великовский, — концепция! Саша, идите сюда… Хорошо, что вы оба здесь. Сейчас мы как раз и обсудим. Значит, Филипп и Карлос, отец и сын…
Он вдруг озадаченно замолчал. Саша понял причину его замешательства: выходило и вправду странно — сын оказался старше отца на добрых двадцать лет. Одного только Ваню это, похоже, ничуть не смущало. Он безмятежно доедал мармеладки, с любопытством поглядывая на своего новоявленного родителя.
— Но вообще это очень правильно получается! — воспрянул духом Великовский. — Филипп, несмотря на преклонные годы, вполне сохранил свежесть чувств. У него, в сущности, нежная и любящая душа, и он даже по-юношески не уверен в себе… А Карлос, которого обычно представляют безмозглым зеленым юнцом, он ведь на самом деле не такой.
— На самом деле он вовсе не безмозглый? — обрадовался Ваня.
— Конечно нет! Он влюблен, он страдает… такие страдания делают человека взрослее.
— Подождите, — сказал Саша. — То есть Филипп влюблен… и это делает его молодым. А Карлос… тоже влюблен, и это делает его старше.
Великовский посмотрел на Сашу с неудовольствием, но ничего не успел сказать, потому что в этот момент в зал величественно вплыла Лебединская.
Саше уже приходилось работать со знаменитостями, но даже среди самых громких имен звезда Веры Лебединской сияла на абсолютно немыслимой высоте. В кругу коллег она славилась не только незаурядным артистическим даром, но и сложным характером. «Лебединская, значит, — поморщилась тогда Полина. — Ты уж потерпи, милый, другие же как-то терпят…»
Она прохладно улыбнулась Великовскому:
— Костенька! Я еле вырвалась, журналисты, ну ты понимаешь.
Звонко расцеловалась с Ваней:
— Здравствуй, котик! Хорошо выглядишь.
И с недоумением прищурилась на Сашу.
— Вот, Верочка, познакомься, это мой папа и твой муж, Филипп Второй, король испанский, — жизнерадостно отрапортовал Ваня.
Саша постарался, чтобы его улыбка вышла приветливой.
— Вот как? — только и сказала Лебединская. — А где Кривобоков?
— Опаздывает, — фыркнул Великовский.
— Мило, — сказала Лебединская. — Очень мило с его стороны. Он ведь у нас главная звезда в этом спектакле. Все ради него!
— Ну ладно тебе, — сказал Ваня. — Он, кажется, приболел.
— Прекрасно! Теперь мы все будем зависеть от состояния его драгоценного здоровья. Я вообще не понимаю, почему Кривобоков… Надо было позвать Романа. Или того итальянца, как его… Он и по-итальянски хорошо поет кстати. Нет же, зачем-то нам нужен Кривобоков!
— Я тоже предлагал Романа, — вздохнул Великовский. — Но что уж теперь…
— А теперь мы все будем зависеть от Кривобокова с его опозданиями и болячками. Прекрасное решение! Вообще не понимаю, зачем браться за такие партии в шестьдесят лет, если ты не можешь…
— Ему пятьдесят девять, — уточнил Ваня.
А Саша подумал, что Лебединская ведь не намного младше этого самого Кривобокова. Если вообще младше… Что ж, должен же кто-то из родителей быть старше седовласого дона Карлоса! Хотя бы мать. Хотя бы приемная. Лебединская, словно прочитав его недостойные мысли, пронзила Сашу недобрым взглядом.
— Сколько вам лет, Сашенька?
— Почти трид…
— А вот и я! — раздалось у дверей, и Лебединская тут же забыла про Сашу, к его большому облегчению.
Кривобоков был единственным из основных исполнителей, о ком Саша ничего не знал, но теперь заочно проникся к нему симпатией — благодаря откровенной недоброжелательности Лебединской. «Криво… как дальше? Что там у него кривое?.. — переспросила тогда Полина в недоумении. — Сейчас погуглю… Вот он. Облезлый какой-то. Хотя послужной список ничего так. Но все равно… Это же Родриго! Он должен быть такой… пламенный и прекрасный! А это что вообще? Ну ладно, тем ярче ты будешь блистать на его фоне!»
— Сёмочка, — процедила Лебединская, и Саше показалось, что от ее голоса температура в здании сравнялась с температурой на улице, — а мы как раз тебя ждем.
— Хочешь шоколадку? — предложил Ваня. — А у нас уже есть Филипп… то есть Саша. Твой… хм… а тебе-то он и не родня вообще! Но все равно знакомьтесь, ему тебя еще убивать, в конце концов.