Инфернальный реквием - страница 17
Нет, он стал слишком непредсказуемым, и с этим нельзя мириться. После того как сержант умрет, Райсс укрепит свою власть и восстановит порядок в роте.
«Даже если от роты остался только взвод, – признал Лемарш, – да и тот сокращается…»
Асената почти бежала по качающемуся проходу, хватаясь за леера. Исполинская «Кровь Деметра» могла похвастаться семью обширными палубами, но Гиад быстро разобралась в сплетениях узких коридоров и спиральных лестниц судна. Она не имела права входить только на мостик и в машинное отделение, а также в каюты других – немногочисленных – странников.
В порту Розетты вместе с группой Гиад на борт поднялось отделение Сестер Битвы. По изукрашенной силовой броне серого цвета и специальному оружию Асената узнала в них целестинок, элитных воительниц Железной Свечи. Одна из пяти женщин была ростом со среднего абордажника и почти не уступала им в ширине плеч. В отличие от спутниц, ходивших с обнаженной головой, громадная Сороритас постоянно носила вытянутый к затылку шлем типа «Каститас» и не выпускала из рук мелта-ружье. Как правило, все пять сидели у себя в каютах. Гиад решила не знакомиться с целестинками, уверенно полагая, что не сойдется с ними.
Кроме сестер, она заметила в порту только одного путешественника – высокого мужчину в грубой серой рясе бродячего проповедника. Облик незнакомца скрывал капюшон, но Асената могла представить, как он выглядит. Наверняка у него бритый череп, кустистая борода и свирепые черты, застывшие в кривой гримасе порицания, а взор – пронзительный, выискивающий грешников. Многие служители Экклезиархии обладали такими лицами, и не просто так, однако священный Витарн в них не нуждался, и Гиад не желала встречаться с еще одним пастырем.
– Я устала от них, – призналась себе Асената.
Она уже слышала благозвучные песнопения монахов-исходников. Очевидно, теперь до часовни рукой подать.
Стоило женщине подхватить литанию, как ее дурное настроение развеялось. За следующим поворотом коридор закончился двумя медными дверьми, покрытыми резьбой, изображающей бурные волны Исхода. Перед ними стоял служка, одетый в сутану с высоким воротником и головной убор в форме корабля с деревянной свечой на месте мачты. Его круглое лицо было присыпано белой как мел пудрой, а губы подведены кобальтовой синью и проткнуты парой десятков колец. Подойдя ближе, сестра поняла, что золотые украшения сшиты вместе и мужчина не способен открыть рот. Такой традиции она не помнила. Обычай показался ей чуть безвкусным, но ведь Гиад отсутствовала на Витарне двадцать лет. Разумеется, здесь что-то поменялось.
Асената приветствовала служку знамением Свечной Аквилы, и тот воспроизвел ее жест вычурными волнистыми движениями пальцев. Его ногти, выкрашенные черным лаком, щелкнули друг о друга.
– Я хотела бы присоединиться к исходникам в их молитвах, – официальным тоном попросила сестра.
Поклонившись, мужчина открыл двери, за которыми обнаружилась просторная семиугольная каюта с алтарем в центре. Гиад, коснувшись значка на груди, вошла внутрь и с упоением осмотрела богоугодное место, поражаясь его великолепию. На каждой стене висел шелковый гобелен, изображающий одну из Семи Добродетелей в обличье имперского святого. На створках дверей помещалась часть Веритаса, главнейшего из Воплощений. Ему соответствовал запитанный человек неопределенного пола – Истерзанный Пророк.
– Истина – наш первый и последний неугасимый свет, – прошептала Асената, обращаясь к абстрактной фигуре основателя секты.
Здесь муки Пророка выглядели более жестокими, чем на иконах, к которым привыкла сестра. Помимо картин духовного вспарывания, Гиад видела жуткие узоры крови и потрохов, выдранных из тела человека в рясе. Из темноты под уцелевшим капюшоном на нее пристально смотрел единственный глаз основателя, разбухший и налитый кровью от немыслимой сосредоточенности. Асенате совершенно не нравилась подобная трактовка, но она не могла отрицать, что гобелен производит мощный эффект.
«Откровение через страдание!»
Как бы разнородно ни выглядели Воплощения, каждое из семи держало стилизованную свечу, от пламени которой ореолом расходились круги. Спрятанные за тканью фонарики подсвечивали вышитые огоньки, создавая иллюзию настоящего горения и омывая часовню мягким сиянием.