Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех! - страница 9

Бес попутал матросов зажать двух расфуфыренных барышень, приятно пахнущих французскими духами. Кто ж знал, что эти две наглые девчонки, гуляющие по набережной Невы ночью в комендантский час, личные секретарши товарища Коллонтай, к которым, как оказалось, она испытывает особые теплые чувства, а отнюдь не товарищеское расположение. Перед тем как отправить морячков из комнаты предварительно задержанных в стылую камеру, примчался начальник личной охраны Коллонтай с подручными. Пузатый карлик, поперек себя шире, забрал зареванных барышень в подтеках черной туши на симпатичных мордашках. Но перед тем как уехать, он лично вместе со своими держимордами попинал морячков. Били ногами недолго, но от души, стараясь попасть по голове. Видимо, торопились к грозной начальнице с докладом. Вроде бы не царский режим, а методы старые. Образцово-показательный расстрел был стопроцентно гарантирован, чтоб другим неповадно было залезать в чужой огород.

Ну что ж, сразу не пристрелили и ладно. В принципе с морячками обошлись по-свойски, по-доброму. Но ни один проступок не должен оставаться безнаказанным…

Предложение молодого инквизитора третьего ранга Поплавкова искупить свою вину на спецзадании и никому не рассказывать о нем потом, проштрафившиеся моряки встретили криками «Ура!» и «Полундра, братцы!». Один от избытка чувств сорвал с головы бескозырку и подбросил вверх. Отрикошетив от побеленного потолка, она вернулась к хозяину в руки с белым пятном известки. Экипировал их Поплавков в городском арсенале. Матросы вооружились в соответствии со своим вкусом и революционной модой: пулеметные ленты, маузеры, а один обвешался гранатами, как новогодняя елка игрушками. Минный заградитель, а не моряк. Удобное оружие маузер. Надежное. Перед стрельбой пристегиваешь деревянную кобуру к тыльной стороне рукоятки как приклад. Все, после этого можно стрелять из пистолета как из карабина.

На одной из реквизированных кобур шикарного полированного ореха была привинчена серебряная табличка в форме шинельной петлицы с гравировкой: «Штабс-капитану гвардии А. Маркову за храбрость, проявленную в Брусиловском прорыве 1916 г.». Вороненый маузер притаился в темноте кобуры до поры, когда понадобятся его услуги, пережив своего хозяина.

Один долго путался в пасиках портупейного ремня, пока цеплял к поясу Златоустовскую шашку. На наружной стороне нижнего наконечника рукоятки посверкивал миниатюрный эмалевый крестик ордена Святого Георгия. Похоже, ему не давала покоя слава усатого георгиевского кавалера, командовавшего Первой Конной армией. За выбор такого оружия он заработал неодобрительные взгляды товарищей по экипажу и несчастью. Но от комментариев они воздержались. Громилы в тельняшках банально робели в присутствии инквизитора.

Перекусить времени не было. Аким забрал арестантов ночью, когда выводят на расстрел. Операцию он решил проводить на рассвете, а раньше подбирать живые отмычки, а может, приманку или живой щит, не было необходимости. Напьются на радостях или разбегутся. Лови потом. Приводи в чувство, теряй время.

Стояло раннее хмурое утро. Комендантский час закончился, городские патрули согревались чаем или чем покрепче в караулках, а редкие прохожие еще не появились. Несмотря на ранний час, у пассажиров роскошного авто сна ни в одном глазу.

На достижение максимальной внезапности рассчитывать не приходилось. Ничего, зайдем с другого бока. В дом-крепость войдем через парадное.

— Товарищ Поплавков, вы точно адресом не ошиблись? Особняк реквизирован и числится за Реввоенсоветом, — громко сказала женщина. Она смотрела прямо и будто разговаривала сама с собой.

— Неувязочка, прежние хозяева не съехали. Да не волнуйтесь вы так, Айседора, все точно. Если так нервничать по пустякам, то слова перестанут складываться в рифмы. Я все проверил по своим каналам, — громко сказал инквизитор. — Вдова промышленника Измайлова с дочками-близняшками и прислугой не успела драпануть за кордон. — Он обернулся и подмигнул матросам. — Первые красавицы города. Отбоя от кавалеров не было, когда блистали на балах. Давно в свет не выбирались. Зачахли, поди, в четырех стенах с маменькой.