Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - страница 12
ГЛАВА II
ПАПСТВО И ЕРЕТИКИ
Средневековые Папы и ересь. — Первые меры против еретиков Лангедока. — Миссии Петра Павийского и Генриха Клервоского. — Преследование еретиков при Иннокентии III. — Процессы еретиков и наклонности Папы. — Инциденты в Меце, Невере и Ла-Шарите. — Инквизитор до инквизиции: Гуго де Нуайе, епископ Осерский. — Иннокентий III и каноник из Лангра.
Трудно понять, почему вселенская Церковь и ее главы дожидались первых годов XIII в., чтобы всерьез обеспокоиться религиозным кризисом в Лангедоке и принять решительные меры против ереси. Попытаемся выяснить, почему так случилось.
По современным представлениям, религия — частное дело верующего, где свобода индивида не должна испытывать никакого принуждения. Мы полагаем, что навязывать религию, равно как и лишать человека ее, значит совершать насилие над совестью. Но восемь веков назад подобное рассуждение даже не приходило людям в голову. Какой бы ни была религиозная система, верующие не колеблясь применяли силу, чтобы распространять свою веру или карать тех, кто от нее отходит, поскольку считали ее единственно верной. Убежденные в том, что обеспечивают обращаемым вечное спасение, они даже не понимали, почему им оказывают сопротивление: неверный или инакомыслящий в их глазах был гнусной аномалией. Средневековое общество опиралось почти исключительно на религию и Церковь, противник догмата или священства становился чем-то вроде анархиста, по отношению к которому дозволено все. Вот почему народ, не задумываясь о законных формальностях, набрасывался на еврея или еретика, чтобы расправиться с ним. Власти начнут судебное дело? Они же поспешат побыстрее с ним покончить, уничтожив обвиняемых. По существу, эти взрывы ярости были всего лишь мерами социальной профилактики. Толпа, живущая в постоянном страхе перед бедствиями, губившими людей, и убежденная, что эпидемии, мор, войны суть выражение гнева Небес, верила, что может его умерить, истребляя врагов Бога.
У высших классов фанатизма было меньше, и нередко случалось, что священник проявлял больше терпимости, чем мирянин, потому что был более просвещен. По правде говоря, чем более высокий пост в церковной иерархии занимал человек, тем менее характерна для него была религиозная пристрастность. В отношении ереси Папы и их советники часто проявляли такую широту взглядов, какая была несвойственна клирикам низших категорий. Григорий VII, снизойдя к ересиарху Беренгарию Турскому[13], выдал ему свидетельство о правоверии. Кардиналы, присутствовавшие в 1148 г. на Реймском Соборе, выразили протест против позиции и произвола французских епископов и святого Бернара, решительно осудивших Жильбера Порретанского[14]. Папский легат взял под свою защиту Арнольда Брешианского[15]. Сам Абеляр нашел поддержку в римской курии. Наконец, Александр III обнял Пьера Пальдо и приветствовал принятый тем обет бедности. Все эти факты будоражили общество, порой даже вызывая скандал. Люди не понимали, что Папа, как власть по преимуществу сдерживающая, должен был не менее чутко реагировать на опасные крайности в сфере веры, чем на беззакония и насилия мирян. Поэтому с наименьшей строгостью ересь преследовало папство: народные массы, королевская власть и местное духовенство в этом намного опередили его. Оно лишь следовало за ними, и то как бы подталкиваемое необузданными людьми.
Дело в том, что религиозная оппозиция долгое время проявлялась лишь как исключение и в отдельных местах. Эти разрозненные поползновения не потрясали общества верующих до глубинных слоев: огромное большинство народа по-прежнему было покорно Церкви и ее служителям. Вера в нем укоренилась слишком глубоко, чтобы догматам, иерархии, традиционной организации священства могла грозить серьезная опасность.
С другой стороны, некоторые категории ереси встревожили Рим довольно поздно. Поначалу он оставался почти равнодушен к вольностям богословов, к более или менее рискованным суждениям профессоров диалектики. Опасным противником ему казался не клирик, который, мудрствуя над Евангелием или требуя реформ, почти незаметно для себя сходит с торной дороги ортодоксии, а император, король или барон, торгующий церковными должностями и имуществами и превращающий епископов в функционеров светского государства.