Иное - страница 18

Он остановился у гравилифта и вызвал кабину. Пребывал Ким в каком-то сумрачном, пограничном состоянии, чувствовал вялость и некое раздвоение, это тяготило и вызывало внутренний дискомфорт. Открывались в связи с последними событиями такие ужасающие бездны, что человек в них запросто мог потеряться и бесследно сгинуть. А мог, напротив, бездны эти всё же покорить и заставить работать на себя. Было у него такое предчувствие, основанное на понимании того, что произошло там, под башней. А там имел место контакт! Но вот с кем — вопрос этот не давал покоя, он просто изводил и рвал душу.

Там, в том глухом и тёмном подвале, его буквально вывернули наизнанку, вытряхнули, как старый половик, однако не со злым умыслом, не чтобы сделать больно, а чтобы понять и оценить, что она такое, эта его душа. Когда плазменная дуга убралась обратно в перстень, что-то непонятное и странное случилось с восприятием окружающего. Показалось ему, будто чужие холодные, остро леденящие пальцы закрались к нему в мозг (он до сих пор чувствовал эти прикосновения — невесомые и в то же время вполне осязаемые). Это чужая пси-аура соприкоснулась с его сознанием, встряхнула разум Кима, пронеслась там неудержимо, как вихрь, по всем закоулкам. И Баев, всё ещё находясь в шоке от того, что не нашёл тут ни генератора, ни твари, им управляющей, и сам в полной мере прочувствовал то, иное сознание: ибо не только в него вошли, как в распахнутую дверь, но и он получил доступ к частичке души этой девочки… И поразился открывшемуся до остолбенения…

Звякнув, пришла кабина. Очнувшись, будто вынырнув из омута, Баев вошёл внутрь, ткнул в кнопку и переместился на следующий уровень, чтоб, пройдя коротким коридором, выйти к боксу, где подготавливали его служебный модуль для прыжка на Землю. Модуль, в котором будет находиться особо ценный груз, нечто, найденное им совершенно случайно на бескрайних дорогах космоса. Нечто, не вписывающееся ни в какие привычные рамки и границы. Просто изначально иное, ничем и никак не связанное с земными условностями и самим человеческим существованием. Нечто с заведомо иными установками, но и таким же правом на жизнь.

У предстартового бокса уже находился Злотников, богатырь с суровым лицом, словно высеченным из гранита. Баев неторопливо приблизился. С минуту они молча постояли, и Злотников произнёс с ноткой уважения:

— А ты молодец, инспектор… Я уж думал всё, крышка тебе!

— Да, была пара неприятных минут.

— Пара? — хохотнул богатырь и сделал движение плечом, собираясь хлопнуть Кима ручищей по спине в знак полного восхищения и расположения, однако вовремя сообразил, что тому явно не до панибратства, и удержался.

Баев снял очки со спецсоставом на стёклах (после работы с контактными многоцелевыми линзами своя методика адаптации к обычному зрению) и, покусывая дужку, задумчиво и пристально смотрел внутрь. В помещении предстартового бокса кибер-автомат как раз заканчивал с диагностикой систем жизнеобеспечения медицинского антиграва, который потом займёт центральное место в его служебном модуле. Под силовым колпаком антиграва сидела она, мизайская девочка. Хотя в отношении того, что это вообще ребёнок, а уж тем более мизайский, были у Кима очень большие сомнения. Внешне да, ребёнок как ребёнок, девчонка как девчонка — маленькая, на вид лет десяти-двенадцати, с бледным, совсем прозрачным личиком в обрамлении длинных прямых волос цвета вороного крыла, вся какая-то тоненько-хрупкая, будто невесомая. И глаза… Огромные, голубые, широко распахнутые, смотрящие, казалось, в никуда. Глаза эти поражали, они зачаровывали. Ибо в них жила Сила, ведущая её по своим тайным и неведомым дорогам. Баев даже представлять не хотел, куда они могут вести, эти дороги, настолько далёкими от реального они ему представлялись. Потому что начинались они совсем в иных мирах.

Он снова вспомнил, как стоял тогда, ошарашенный и потрясённый, совершенно сбитый с толку всем тем, что открылось его разуму, который вдруг прикоснулся к этим мирам и впитывал их тогда, как губка. И тут же в голове его зазвучал и её голос, и в сознании расплывчатыми тенями стали проноситься те образы, чувства, эмоции и переживания, что она одним ей ведомым способом передавала ему прямо в мозг и в саму душу. Совершенно запредельные, они будоражили и тревожили, и дурманили, но, что удивительно, находили и отклик, и понимание, и сострадание в его сердце. Чувство сопричастности — вот как бы он назвал это своё состояние, только не подозревал, насколько же оно может быть и сильным, и всеобъемлющим, и захватывающим.