Иномирянка [СИ] - страница 8
Смотреть из окна вертолета мне быстро наскучило, лес, поля, снова лес, поэтому я откинулась на сидение и снова стала думать о новом мире. Социальное устройство страны было отлично от привычного для нас. Все население страны делилось на две группы: лирды и палмеи. Лирды — это своеобразная элита страны, к ним относилось процентов тридцать населения. Из лирдов формировались все руководящие должности, лирды могли выбрать любое направление в деятельности: наука (учителя, врачи, ученые), армия, административная работа. Палмеи по социальному положению были чем-то схожи с рабами. Они целыми семьями приписовались к какому-нибудь ведомству, выполняли самую низко оплачиваемую и тяжелую работу. Также статус: палмей и лирд передавалось по наследству. То есть, если родители были лирдами, то и дети становились лирдами, если палмеями, то и дети рождались палмеями. Однако, у палмеев был шанс стать лирдом — это служба в армии на протяжении пяти лет, после этого социальный статус палмея менялся и он становился лирдом, мог устроиться на более высокооплачиваемую работу в любую сферу, однако, чаще конечно оставались работать в Военном ведомстве. В армию тоже брали далеко не всех желающих палмеев, а только лучших из лучших, у них должна быть отличная физическая подготовка, глубокие знания по многим предметам. Школы для лирдов и палмеев были отдельные. Поэтому, чтобы палмею поступить в армию, необходимо было приложить титанические усилия, и самостоятельно изучать многие предметы. Кроме того, палмеи обязаны выполнить любое поручение лирда, которому служат, абсолютно любое, отказаться они не имели права, поднять руку на лирда считалось одним из тяжелейших преступлений, которое сурово наказывалось. В общем и целом, палмеи были абсолютно бесправны.
Положение иномирян было особенным. По социальному статусу мы приравнивались к лирдам. Доктор сказал правду, наши особенности использовали в науке и в военном деле. Поскольку последние открытия и разработки в области науки и техники делали иномиряне, то они естественно были похожи на изобретения нашего мира, хотя бы внешне. Поэтому и то, на чем нас везли, чисто внешне напоминало обычный вертолет.
Я так глубоко задумалась, выуживая из памяти все новую и новую информацию, что не сразу заметила, как Адам пришел в себя. Состояние полубеспамятства у него прошло, и сейчас он осмысленно осматривался вокруг, когда его взгляд остановился на мне, несколько секунд Адам разглядывал меня и все-таки узнал.
— Ты же была с нами? Да? В том лесу? Я видел тебя, когда мы приехали и обосновывали лагерь, ведь так? — голос его был хриплым, и видно, что он прикладывал немалые усилия, чтобы говорить.
— Да, верно. Меня зовут Карина, я подруга Лены. Мы приехали из города чуть позже. Как ты себя чувствуешь? С тобой говорил доктор? — мне хотелось задать еще миллион вопросов о том, как он сюда попал, так же как и я заблудился в тумане? Или случилось что-то еще, но, во-первых, мне внушало опасения его состояние, да и, во-вторых, рядом сидели наши сопровождающие, что не особенно располагало к откровенным разговором. Причем, если у меня было хоть немного времени принять то, что случилось, еще не известно, как Адам на это отреагирует.
— Да, говорил… Когда я очнулся, ко мне пришел мужчина, который назвался доктором, как его зовут не запомнил, у меня безумно болела голова, как будто огненным обручем сдавило. Никогда в жизни со мной такого не было. Поэтому я через слово понимал, что он говорил. Но общий смысл уловил, а когда доктор сказал, что что-то сделали с нашим мозгом, какую-то информацию загрузили, я попытался об этом подумать и вспомнить и от боли потерял сознание, видимо. Очнулся в следующий раз, когда эти, — хмурый взгляд на сопровождающих, — Несли меня на улице к вертолету. Но голова так сильно болела, что я вообще ничего не соображал.
Адам наклонился ко мне и шепотом произнес:
— Наверное, нам вкололи какую-то гадость, типа наркотиков, чтобы одурманить и куда-то увезти. Ты вообще как?
Я не стала рассказывать ему, что в голове у меня действительно появилась странная информация про другой мир, а вдруг опять попытается тоже ее вспомнить, и снова будет болеть голова. Пройдет немного времени, и он сам почувствует, что знает о том, о чем знать не мог. И тогда поверит, может быть, а может также, как и я вначале попытается это объяснить чем угодно, кроме того, что нам пытаются внушить. Поэтому я решила не обсуждать то, что с нами произошло, а отделать общими фразами, до тех пор, пока мы не останемся без посторонних.