Иностранка - страница 10
– Да, наверное, – кивнула Маша, понимая, что для первого знакомства уже достаточно разговоров. Тем более на лестнице появились еще люди, и их продолжительная беседа могла вызвать кривотолки.
– Тогда буду ждать, – кивнул довольно Чемесов.
– Извините, мне надобно идти, – пролепетала Машенька.
– О, простите меня. Я задержал вас, – кивнул Григорий. И Маша, быстро поклонившись, поспешила вниз, инстинктивно ощущая, как поручик смотрит ей вслед.
Чемесов проводил внимательным взглядом изящную соблазнительную фигурку девушки до самого низа лестниц, и только потом быстрым маршем направился в сторону покоев цесаревича Павла, думая, что юная фрейлина императрицы – весьма лакомый кусочек и явно стоит того, чтобы попробовать завоевать ее расположение.
Таврический дворец князя Потемкина,
1790 год, Март, 3
– Григорий, так что там у нас с барышней Озеровой? – тоном инквизитора поинтересовалась княгиня Екатерина Семеновна Д. переводя властный взор на молодого офицера в форме лейб–гвардии измайловского полка. Чемесов натянулся, будто тетива, и с горячностью ответил:
– Я полностью очаровал ее, сударыня.
– И далее? – высокомерно спросила княгиня, которая вальяжно полулежала, расположившись на парчовом диванчике, и гладила пухлой рукой мохнатую собачонку.
– Мне кажется, она влюблена в меня, – замялся Чемесов, не зная, что еще сказать Екатерине Семеновне.
– Это весьма обнадеживает, – удовлетворенно кивнула княгиня. – Григорий, ты ведь прекрасно знаешь, что у малышки Озеровой есть свободный доступ к покоям императрицы и к комнатам ее любимца Зубова.
– Я помню о том.
– Вот именно, помни. Ведь мы с Григорием Александровичем для того и рекомендовали тебя императрице, чтобы ты был в свите цесаревича и мог заниматься нашими делами.
– Премного благодарен вам за это, Екатерина Семеновна, – кивнул, поклонившись, Григорий.
Поручик Григорий Петрович Чемесов был представительным и видным придворным и занимал небольшую должность при дворе Екатерины Алексеевны. Благодаря своим высокопоставленным покровителям, Потемкину и княгине Д., Чемесов получил это место и понимал, что от его поведения при дворе зависит дальнейшая карьера.
– Ты должен быть уверен, что девица Озерова полностью подчиняется тебе и готова ради тебя на все. Только после этого я скажу, как следует поступить дальше, – загадочно сказала княгиня.
– Но мне кажется, она готова.
– Тебе кажется, или ты уверен? – спросила Екатерина Семеновна строго. – Наше дело весьма важное и очень деликатное, и я бы не хотела, чтобы в нем участвовали люди, которые не до конца уверены в своих силах.
– Да, она влюблена в меня, как кошка. И, ежели я велю, сделает все. Ваша светлость, Екатерина Семеновна, дайте мне поручение, я все исполню! – выпалил Чемесов, понимая, что настал тот момент, когда он может завоевать доверие облеченной властью и обласканной государыней княгини Д.
– Браво, Григорий, – кивнула довольно княгиня и небрежно добавила: – Если все так, как ты говоришь, вскоре жди от меня письма. Когда я решу, что время пришло, вызову тебя и объясню, что следует сделать…
Когда лакей закрыл дверь за Чемесовым, княгиня, проворно откинув от себя собачку, встала. Она проследовала в смежную комнату и приблизилась к полноватому, с внушительной фигурой мужчине лет пятидесяти, который, развалившись, сидел в кресле в одном халате и потягивал игристое вино из хрустального бокала. Потемкин, а это был он, вскинул затуманенный вином взор на Екатерину Семеновну, едва она приблизилась, и поинтересовался:
– И что наш молодец?
– Как обычно, одна бравада и пылкость, – поморщилась княгиня, усаживаясь в кресло напротив Григория Александровича. – Я ему велела потребовать с Озеровой признаний в любви. Ведь именно после этого он сможет просить ее сделать то, что нам надобно.
– Да, вы верно подметили, Екатерина, ради любви люди на многое способны. Даже отравить кого-нибудь…
– Тише, Григорий Александрович! – смутилась княгиня, испуганно оборачиваясь на приоткрытую дверь. – Вы же знаете, везде есть уши.
– Вы правы, я погорячился. Но этот Зубов просто выводит меня из себя. Как он смеет, этот мальчишка, у которого молоко на устах не обсохло, посягать на мою власть и влияние!