Инсайт - страница 23

– Тихо. Тихо бл**ь! – восстановив подобие спокойствия, он, улыбаясь (Я ХОЧУ ЕГО КРОВИ!), повернулся к гостям.

– Короче, сами видите, нам не плохо, как мы жили, да. Но дело-то добровольное, если кто захочет с вами, держать не буду. Есть тут у нас один буйный…

– Нет. – Мумия встал перед Хряком.

– Что? Что нет? Друган твой, бл**ь, очухался же, вот они его просто спросят и….

Из стены вынырнула тощая рука и, раньше, чем я вскрикнул от неожиданности, зажала мне рот и затащила обратно в камеру. На губах остался привкус горького пепла. Здесь было пусто и тихо, только из коридора раздавались шаги.

– Здесь он сидит. – булькающий голос Хряка и звук отпираемого ржавого замка. – Попёр против общественного, бл**ь, мнения! Значит, как договаривались, ты мне порошок и делайте с ним, что хотите.

– Сначала мы поговорим. – Яков вошёл в мою тёмную камеру и опустился на колено, брезгливо отодвинув тряпки. Он сочувственно поморщился, при виде моих синяков и кровоподтёков. А меня, всё ещё шокированного переходом через стены, не покидало ощущение чего-то неправильного. Аура, окружающая огромную фигуру Озарённого, вызывала у меня дурноту и желание отодвинуться подальше. – Привет. Кот, правильно? Я отец Яков, паломник общества Озарённых. Мы несём весть, которая способна воодушевить даже скорбных рассудком…

Я поднял голову, чтобы сказать, кто из нас скорбен рассудком, и куда ему засунуть эту благую весть. Но даже говорить не потребовалось. Как только он увидел ожог у меня на лбу, лицо его, на мгновение, превратилось в маску ужаса, глаза зашарили по камню стен, а губы хрипло прошептали:

– Меченый. Ты – меченый Кошмаром… И он ещё где-то здесь, да?!

Проповедник быстро справился с собой и, с тем же, что раньше, благожелательно-насмешливым лицом, встал и вышел за дверь:

– Этому несчастному мы помочь не способны. Подержите его ещё пару циклов взаперти, может он и придёт в себя. А мы уходим, множество душ алчут спасения.

– Порошок не отдам, бл**ь. – сквозь закрывающуюся дверь я видел, как Хряк (КРОВИ! КРОВИ!!!) прячет за спину увесистый свёрток.

– Оставь себе. Общество не скаредничает в помощи заблудшим…

Голоса удалялись. Грибы в фонаре начали гаснуть. Ожог на лбу пульсировал. А я лежал и думал, что за хрень творится. Меченый. Проповедники. Звонарь. Слишком много для того, кто ещё вчера без шансов проигрывал битву за здравость рассудка. Размышления, от которых я уже отвык, стальными шариками бились в стенки черепа, причиняя почти физическую боль. Звон приближался, накатывался на разум волнами, и, почему-то, от этого становилось чуть легче, не смотря на нарастающий ужас. Я и не заметил, как задремал. Но, пока кошмарные сны окончательно не завладели мной, мне всё казалось, что стены пещеры смотрят на меня сотнями выпученных глаз.

Я лежал, а по мне скользило холодное тело чудовищной многоножки. Медленно, издевательски медленно, тварь приблизилась к лицу. Я ударил рукой, царапаясь о жвалы. Ударил со всей силы. Но воздух был, словно густой кисель. Он выпил всю силу, и я только слегка толкнул коричневый хитин, ничуть не замедлив продвижения насекомого. Распахнутая пасть источала жуткую вонь, жвалы коснулись лица и… Я проснулся, в холодном поту.

Была кромешная тьма, но я видел. ОН опять был здесь. Я, с трудом, сел и, внезапно засмеялся. Я смеялся долго, как в тот, давний (– Не дёргайся, это поможет! – Улыбака пытался зафиксировать мою голову, пока…) первый раз. Задыхался, из глаз лились слёзы, а губы, казалось, вот-вот порвутся, так широко я улыбался. Звонарь неподвижно стоял у стены и смотрел, как меня скрючивало. Только огоньки свечей в его «глазах» плясали, в такт моему хохоту.

– Н-ну? – меня наконец, отпустило и я зло сплюнул. – Теперь-то что, художник херов?

– О, кисонька, ты успокоился? Хорошо. Нам предстоит лицезреть концовку первого акта! – он коснулся ремней, стягивающих мои руки, и те рассыпались в гнилые лоскуты, снова схватил мои волосы, и мы шагнули (Он шагнул. я просто поволочился за ним по полу) в толщу камня. Голые, будто оплавленные стены пещеры. Знакомый колченогий стол. Лиса входит в нашу «квартирку». Сегодня Улыбака не взял нас в рейд. До Звона ещё есть время, и мы относительно спокойны. Она напевает. Её тело соблазнительно изгибается, а куртка рейдера, башмачки, штаны, постепенно, в такт песенке разлетаются по углам. Я теряю голову, когда её ножка дразняще касается моего бедра и… (МОЁ! НЕ ТРОГАЙ! НЕ ЛЕЗЬ!!!).