Инспектор угрозыска - страница 40

– Приятно иметь дело с понимающим человеком, – улыбнулся Райнер. – Ну что – по коням?

– По коням!

– С чего начнём?

– С того, откуда всё началось – с квартиры Лавровой.

Райнеру не очень хотелось влипать в такое тягомотное дело, как осмотр помещения, тем более, его уже проводил Гаврилов, но перечить чекист не стал.

Проживала потеряшка на Большой Ордынке, неподалёку от красивого здания с портиком и колоннами.

– Бывшая третья женская гимназия, – показал Райнер. – Здесь когда-то и училась Лаврова. Правда, семья Ольги раньше жила в другом месте, квартиру их сначала уплотнили, а потом, после смерти матери, Ольгу выселили. Теперь вот комнату снимает.

– Неужели зарплата позволяет? – жильё в Москве было дешёвым разве что в период военного коммунизма, да и то относительно.

Во времена НЭПа цены росли как на дрожжах.

– От родителей осталось кое-какое наследство, вот и проедает потихоньку, – сообщил Райнер.

– Так может позарился кто? – замер я.

– Брось. Хозяйка сказала, что все вещи на месте. Да там особо ценного, если по правде говорить, ни шиша не осталось.

– Посмотрим, – вздохнул я.

Дверь в квартире приоткрыла сама хозяйка квартиры – дородная женщина лет пятидесяти в шёлковом халате, расписанном какими-то азиатскими узорами. На голове у неё были накручены бигуди. Сама дверь оказалась на цепочке.

– Уголовный розыск, – представился я. – Мы насчёт гражданки Лавровой. Разрешите пройти.

Афишировать ведомство Райнера я не стал. Захочет, сам сообщит.

– Удостоверение покажите, молодые люди, – потребовала хозяйка. – А то ходют тут всякие…

Она демонстративно фыркнула.

– Конечно, гражданка, – я помахал у неё перед носом «ксюхой».

– Вы тоже, – велела та Райнеру.

Борис со вздохом показал книжицу.

– ГПУ! – судя по реакции женщины чекистов она боялась куда больше, чем моё ведомство.

В сию же секунду цепочка была снята, а дверь широко распахнулась.

– Проходите, товарищи. У меня от советской власти секретов нет, – радушно улыбнулась квартирохозяйка.

Мы вошли в светлый коридор.

– Шляпы и верхнюю одежду можете оставить здесь, – она приоткрыла шкафчик, в котором висели несколько «плечиков» и была гардеробная полка для шляп.

Женщина покосилась на нашу обувь.

– И снимите ваши ботинки, пожалуйста. Я недавно вымыла пол. Сейчас я дам вам домашние тапочки.

– Тапочки – это святое, – улыбнулся Райнер.

Мы послушно переобулись.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила женщина.

– Как вас зовут? – поинтересовался я.

– Вера Михайловна Скарабей, – откликнулась та.

– Вера Михайловна, мы пришли, чтобы осмотреть комнату вашей жилички, а потом, переговорим с вами. Надеюсь, вы не против? – излучая тонны вежливости, произнёс я.

– Ну, конечно! Как я могу быть против! Олечки уже несколько дней нет дома, я страшно переживаю за неё! – всплеснула руками хозяйка квартиры.

– Спасибо, Вера Михайловна. Покажите, пожалуйста, комнату Ольги.

– Вот здесь, – указала хозяйка и сама же распахнула перед нами высокую белую дверь.

Мы вошли в комнату. Сразу чувствовалось, что тут живёт одинокая и хорошо воспитанная девушка: в помещении царили порядок и просто стерильная чистота, а от начищенного до блеска паркета слепило глаза.

Я осмотрелся. Богатой обстановку не назвать, но всё, что нужно имелось: платяной шкаф, книжные полки, кровать, несколько стульев, комод и прочая домашняя утварь.

– Я начинаю по часовой, ты против, – разделил обязанности я с Райнером.

– Что ищем?

– Всё, что может оказаться любопытным. В первую очередь, конечно, дневник. Такая барышня просто обязана его вести.

Райнер кивнул.

Я распахнул дверцы платяного шкафа. В нос сразу шибанул запах нафталина, напомнив мне о детстве. Так когда-то пахли вещи моих родителей, спрятанные на долгое хранение.

Пробежался по полкам, проверил не самый роскошный гардероб учительницы: строгое классическое платье, блузка, две юбки, поеденная молью шуба. Ночные сорочки, интимные принадлежности дамского туалета… Я не пропустил и их.

Ничего, что могло бы пролить хоть немного света на причину исчезновения Ольги.

Захлопнув шкаф, перешёл к комоду и сразу же первая находка. Привычка хранить в постельном белье самое ценное родилась отнюдь не в двадцать первом веке.