Инспектор Золотой тайги - страница 27

– Не стану таиться, все мы туточки люди свойские, рудознатцы не из последних… Скажу тебе, паря, так: злата моего аккурат хватит излить из него мой статуй как есть от пят до макушки по полной мерке. Вот оно как, паря.

Второй старичок согласно покивал на эти слова, выказывая тем самым, что и у него золота ничуть не меньше.

Аркадий, мгновенно поверив им, внутренне ахнул: даже если в старичке четыре пуда, а золото примерно в пятнадцать раз тяжелей воды, то упомянутый «статуй» должен весить около шестидесяти пудов. Орочонский бог! Каждый из этих одичавших грязных старичков оказывался миллионщиком. Нет, не напрасно, совсем не напрасно сочли они Борис Борисыча сугубо своим человеком и чуть ли не похлопывали его родственно по плечу. Должно быть, нутром, изъязвленным золотой отравой, угадали они, что бывший серый ростовщик тоже совершил в жизни величественный подвиг алчности, только не с выхолощенным смыслом, как у них, а, напротив, весьма и весьма целенаправленный. Такие мысли пронеслись во взбаламученном мозгу младшего Жухлицкого. Любопытство его распалилось пуще прежнего, и он не удержался от следующего вопроса:

– Простите, а как вы предполагаете распорядиться им… капиталом то есть?

– Каким таким капиталом? — не понял старичок.— Ты про злато, что ль? Да какой же оно тебе капитал! Капитал — это деньга, а злато, оно, паря, злато и есть, и все тебе тута.

Взгляд старичка был при этом младенчески ясен, и именно это, вероятно, помешало Аркадию должным образом осмыслить заумную глубину изреченного.

– Но ведь куда–то, на что–то вы должны употребить ваше… злато! — упорствовал он, уязвленно краснея.

Старичок поглядел на него с нескрываемым превосходством, как на зеленого несмышленыша.

– А никуда, паря, употреблять и не надо,— наставительно проговорил он.— Из земли оно взято, в землю же и воротится.

– Позвольте… позвольте…— в полнейшем отчаянии лепетал молодой Жухлицкий, с ужасом ощущая, как зашаталось в нем возведенное на прочном немецком фундаменте само понятие здравого смысла.

– Злато дано человеку для радости,— тем же тоном продолжал свои темные речения оборванный миллионер.— Ищешь злато — радость, нашел — опять же радость. Возьми злато, погляди, а после — положи обратно, пусть другие ищут да радуются.

Взгляд самобытного мыслителя оставался по–прежнему незамутненно–чистым, и тут уж марбургскому студенту наконец стало ясно, что к чему: старички не то чтоб окончательно спятившие, но явно с некоторой выбоинкой в мозгах. Поняв это, Аркадий почувствовал облегчение, подобное тому, которое ощутил бы человек, обнаруживший, что столь обескуражившие его фальшивые монеты на самом–то деле настоящие. Здравый смысл, слава богу, снова благополучно утвердился в мире.

И каково же было Аркадию потом, когда отец, оказавшись с ним наедине, с полной убежденностью объявил, что у этих замшелых пеньков хоть и не все дома, однако золото у них действительно есть в тайниках, и, наверно, именно столько, сколько они говорили! И в довершение Аркадий в глухой предрассветный час нечаянно подслушал разговор Борис Борисыча с тем бледным мужичком, который привел их сюда. Разговор велся шепотом, и суть его для Аркадия, еще не привычного постигать недомолвки и эзопов язык, осталась тогда столь же темной, как тайга в ту безлунную ночь.

– Что, хозяин, нагляделся? Веришь теперь? — придушенно хрипел мужичок.

Борис Борисыч буркнул в ответ что–то неразборчивое.

– Мартышкин труд,— безнадежно вздохнул мужичок.— Человека, его теплого брать надо — тогда он слаб, вроде как спросонья. И заметь, чем человек здоровей да моложе, тем теплей. А эти давно уж вконец остыли, от сна отвыкли. Я такие дела досконально знаю — не один год, поди, на Тропе смерти баловался. Не токмо фазанов щипал — и своих, бывалоча, грешным делом…

– Болван, чем хвалишься? Душегубством…

– Я ж и говорю — грешен, каюсь…

– Это ты попу скажешь,— проворчал Борис Борисыч и после некоторого молчания угрюмо спросил: — Неужто ничего нельзя поделать?

– Ни–ни, хозяин, ни с какого боку. Закостенели, таких ни огнем, ни ножом…

– А проследить?

– Думаешь, не брался, хозяин? Многажды. Той осенью месяц в ернике караулил. И досиделся — мужик в шубе едва–едва не задавил.