Инспектор Золотой тайги - страница 69
– Да–да,— торопливо соглашался Ризер.
Аркадий Борисович поймал его взгляд, брошенный на Мухловничиху. «Ишь заиграл, хомяк! — усмехнувшись про себя, подумал он.— Старый и больной. А сам небось женьшень да панты пудами жрет. Я тебе покажу старого и больного!» Он тут же наполнил водкой самую вместительную рюмку и, протягивая ее Францу Давидовичу, провозгласил:
– За легендарный золотой Орон! Чтоб он и дальше процветал под крылом нашей прекрасной Дарьи Перфильевны!
– Какой там — легендарный…— промямлил Ризер, нехотя принимая рюмку.— Где ему до вашего Чирокана…
– Франц Давидович, положа руку на сердце, сколько вы за все годы взяли металла с Оронских приисков?— доверительно наклонясь к Ризеру, но достаточно громко спросил Жухлицкий.— Говорят, тонн семь–восемь наберется, а?
За столом разом наступило молчание. Дарья Перфильевна даже как–то с лица спала при этих словах. У капитана мигом протрезвели глаза. Только Сашенька продолжала улыбаться как ни в чем не бывало.
Ризер мигом поперхнулся и машинально вылил в себя водку. Жухлицкий тут же наполнил ему рюмку снова и, взмахнув рукой, рявкнул:
– Пей до дна! Пей до дна!
Капитан, явно намеревавшийся что–то спросить, замер с раскрытым ртом, помедлил и тоже хрипло скомандовал:
– Пей до дна!
Ризер, так и не успевший опомниться, выпил и эту рюмку. Поперхнулся, сморщился и слепо зашарил вилкой над столом.
– Господа офиц… Виноват! Дамы и господа!— Ганскау, пошатываясь, встал.— Будучи послан с благгороднейшей и… труднейшей мис–с–сией… посетив прииски Еннисейской губернии… Бодайбо… претерпев в пути тяготы и опасности н–немыслимые… будучи сердечно принятым нашим дорогим… многоув–важаемым Жулх… Аркадием Борисовичем… э–ээ… Словом, за его здоровье, дамы и господа!
За столом опять стало шумно. Все потянулись чокаться с Аркадием Борисовичем, заговорили враз, смеясь и перебивая друг друга. Вдруг стало весело, хорошо и уютно. Сашенька откуда–то извлекла цыганскую утеху — гитару.
Аркадий Борисович, встав и тряхнув смоляными кудрями, приготовился грянуть в пол подметками хромовых своих сапог, но Франц Давидович остановил его. Поймав за кушак, он усадил Жухлицкого рядом.
– Вот ты говоришь, Аркадий, да и все говорят: Орон, Орон, а ведь никто же его не знает,— с пьяной грустью сказал Ризер.— Уезжаю вот… и не верится…
Ганскау — истинный офицер, судя по ухваткам,— чертом вертелся перед женщинами: в одной руке гитара, в другой — рюмка.
– Старинный гусарский р–романс! — объявил он, выговаривая слегка в нос, и ударил по струнам.
– …Аркадий, дорогой мой,— говорил Ризер, печально покачивая головой.— Сейчас вот вспоминаю прожитую жизнь, и… понимаешь, не верится: неужели это был я… неужели все это было со мной… Совсем разные люди — я сейчас и тот… те… тогда…
Ганскау, заломив бровь, терзал гитару.
– Помилуйте, Франц Давидович, какие ваши годы,— утешал Жухлицкий.
Ганскау подавал себя умело, с блеском. Замызганная его гимнастерка уже не имела сейчас ровным счетом никакого значения — все заслонили томные, печальные глаза на исстрадавшемся его лице.
– …Я служил тогда приказчиком в ювелирном магазине Глюка и Дюмо… в Чите…— Франц Давидович усмехнулся растроганно и прищурил глаза, словно бы вглядывался куда–то в даль невообразимую.— Молодой, бойкий… и неглуп… А недалеко от нас имелось заведение,— тут тебе и кабак, и бардак, и кабинеты отдельные… Госпожа Халатникова, помнится, хозяйкой была… Н–не помню… ну, бог с ней… Туда и старатели захаживали, и варнаки разные, и перекупщики, контрабандисты… В карты играли до утра, порой и ножи в ход пускали… Но мадам Халатникова с полицией дружила, иначе в ее деле и нельзя… Днем у нее кормили дешево, я все время там обедал и ужинал. И вот однажды слышу разговор за соседним столом… Пьян он был сильно… Но я поверил, сам не знаю, почему, но поверил. Сразу!..