Интеллигент в первом поколении - страница 4

стр.

— Я смотрю, вы привыкли к нашему коллективу? — заметил Бездомцев.

— Привыкаю.

— Сегодня в нашей компании два сюрприза: вы и Красильников.

Веру Николаевну неприятно задело это нечаянное соседство с Красильниковым, и она суховато ответила:

— Мне трудно соперничать с сюрпризом-Красильниковым.

— Не скажите, — многозначительно улыбнулся. Бездомцев…

Следующий танец Красильников танцевал с Марией Александровной, потом с Тоней, потом два танца пропустил, потому что были два тоста за медицину, и наконец он подошел к Вере Николаевне. Была какая-то сложно-замысловатая музыка. Плясали кто во что горазд, а подвыпивший кавказец, лихо гикнув, даже попробовал изобразить лезгинку. Но Красильников и здесь не растерялся, он взял за основу только один ритм и, строго подчиняясь ему, уверенно повел Веру Николаевну.

— Вы уже все знаете обо мне, — монотонно, в нос и куда-то в сторону, заговорил Красильников. — Я напоминаю вам плохого актера на хорошей сцене. Вы весь вечер изучали меня и пришли к выводу, что я порядочный проходимец. — Красильников улыбнулся и весело посмотрел на Веру Николаевну. — Разве не так?

— Допустим, — она решила не щадить его. — Только не надо со мною говорить в нос, я не девочка из спецшколы и не идиотка.

— Вот как! Приму к сведению, а пока что вы мне напоминаете стручок перца в пирожке с повидлом. — И он опять улыбнулся, и зубы у него были неожиданной белизны. — Простите за кулинарное сравнение.

«А он забавен, — весело подумала Вера Николаевна, — вот так, наверное, бедные женщины и попадаются на его удочку».

— Мне кажется, вы должны быть и отличным кулинаром?

— Почему «и»?

— Потому что вы отлично ладите с людьми, танцуете, едите и… что там еще, вам лучше знать.

— Большое спасибо, — неожиданно серьезно сказал Красильников, — таких комплиментов мне еще не говорили. Никогда!

Они возвращались в свой зальчик, когда Красильников, вновь переходя на шутливый тон, сказал:

— А вы психолог, Вера Николаевна… Оч-чень опасный человек. Я же, увы, гораздо лучше ориентируюсь в анатомии, чем в психологии.

— Ну-ну, — усмехнулась Вера Николаевна, — не умаляйте свои достоинства…

Поздним вечерам возвращалась Вера Николаевна домой. Пожалуй, впервые она была на улице этого города так поздно и одна. Ярко светили уличные фонари, густо и весело шли люди из городского парка, с острова кто-то пускал ракеты, воздух пах растаявшим снегом и дымом картофельной ботвы. На юге, где Вера Николаевна родилась и выросла, она таких запахов не знала и теперь удивлялась тому, сколь различен воздух этой земли и ее родины… Вере Николаевне было немного грустно и жаль быстро промелькнувшего вечера. И еще в ней жило такое ощущение, словно бы она что-то потеряла сегодня. Или должна была получить и — не получила.

3

Дома ее встретил Палашников. Поцеловав Веру Николаевну и приняв плащ, он заботливо поинтересовался, понравился ей вечер или нет.

— Хороший был вечер, — улыбнулась Вера Николаевна. — Главным образом за счет одного мужчины. Тебе надо было на него посмотреть. Артист! Из салона графини Шерер.

— Рад за тебя, — и в самом деле обрадовался оживлению жены Константин Иванович. — А кто он такой, этот артист?

— Новый заведующий хирургическим отделением. А я, Палашников, голодна. У тебя что-нибудь съедобное есть?

Они вместе попили чаю, и Константин Иванович коротко рассказал о совещании. Вера Николаевна невнимательно слушала мужа, перемыла оставленную в раковине с утра посуду, влажным полотенцем протерла подоконник и холодильник и совершенно неожиданно, перебив Константина Ивановича, спросила:

— А отпуск тебе дадут?

Палашников смутился, начал объяснять, но так ничего толком и не объяснил.

— Прекрасно, — заключила Вера Николаевна и ушла в ванную комнату.

Пока набегала вода, Вера Николаевна неторопливо разделась и подошла к зеркалу. С серьезной внимательностью она долго изучала свое лицо и вдруг с горечью подумала: «Господи, да ведь я старею. А мне-то все кажется, что я еще не начинала жить, что я еще только на пути к настоящей жизни. Что же это такое — настоящая жизнь?»

«Что же это такое — настоящая жизнь? — вновь подумала она, уже лежа в постели. В постели она была одна: Палашников любил работать по ночам. — Что же? Неужели только вот это: работа, дом, муж, посуда, магазин, работа? И так изо дня в день, из года в год, до первых морщин, потом— до седых волос и… Дом, анатомка, дом, кладбище. И это — настоящая жизнь? То, ради чего она появилась на земле, училась ходить, смеяться, любить прекрасное, любить… Значит, все это ради дома, мужа, посуды, магазина, работы? Нет и нет! Ну а где же в таком случае ее настоящая жизнь? Может быть, в детях, которых у нее нет? В детях— возможно. Но ведь не только в них. У детей должна быть своя настоящая жизнь, у родителей — своя. Так где же она?» — Мысли Веры Николаевны хоть и были беспорядочны, но упрямо кружили на одном месте, словно почуяв какую-то, пока еще невидимую, добычу, которую она непременно хотела настичь и получить в виде желанного трофея.