Интервью для столичной газеты - страница 5

Через два года она родила еще одного мальчика. Может, материнство тому было причиной, но Манечка расцвела такой дивной красотой, что все знавшие ее только поражались. Росли сыновья, шли годы… Костя по-прежнему потихоньку приворовывал, но теперь более осторожно, изощренно, а Манечка все цвела, казалось, ее красота не подвластна времени. Не теряла она интереса и к нарядам, даже наконец-то развила в себе вкус.

Все было бы ничего, к Манечке и ее капризам Костя привык, но вот сыновья, которых он любил, о которых мечтал, что вырастут они достойными людьми, стали огорчать его еще в школе. Они унаследовали, как думал Костя, от матери не только внешность, но и все ее пороки. Сколько и чего только ни пришлось давать и репетиторам, и в школе, чтобы его оболтусы получили аттестаты, но этим занималась сама Манечка, и у нее неплохо получалось.

Такого тройного пресса дяде Косте бы не выдержать, но наступили «золотые» годы дефицита: народ стал жить получше, и чтобы заполучить хорошую вещь, покупатель не скупился. Не какой-нибудь там четвертной — полсотни сверху давали, а иная дефицитная вещь стоила две цены; с другим же товаром дядя Костя даже и не связывался.

Одно время в узком кругу к нему даже приклеилась кличка Мистер Бельгийское Пальто. Сколько он продал этих пальто — не счесть! А Манечка тем временем устраивала, переводила из института в институт, с курса на курс сыночков. Каждый переход, каждая сессия обходились Мистеру Бельгийское Пальто в кругленькую сумму. В некоторых институтах, как и у него в магазине, существовала твердая такса на все, и это возмущало дядю Костю: такса казалась ему чрезмерно завышенной. Но для сыновей ему ничего не было жаль, верилось — выучатся, образумятся.

Образумились… Уехали вдвоем на новых «жигулях» отдыхать на море, в Сочи,— вернулись через два месяца самолетом, прогуляв машину. А однажды, когда они с Манечкой отдыхали в Крыму, получили от любимых сыночков телеграмму: «Предлагают выгодный размен квартир: Чиланзар пятый этаж совмещенный санузел доплата три тысячи заодно можно продать и мебель как быть». Дядю Костю чуть инфаркт не хватил: квартира в центре, в пять комнат, перестроенная «от и до», мебель под старину — все находилось под угрозой, своих деток они хорошо знали. Пришлось срочно переводить деньги. Откуда только дядя Костя ни выкупал сынков: из милиции, ГАИ, вытрезвителя, даже из цыганского табора, когда они уговорили цыган всю ночь играть и петь для своих друзей, наобещав золотые горы.

Свадьбы, квартиры, разводы, снова свадьбы — от этой круговерти дядя Костя так устал, так ему все надоело и осточертело, что в один прекрасный день он тайком уложил чемодан и… сбежал. Это был, как он сам признавался, кажется, единственно достойный поступок в его жизни.

Говорят, однажды дядя Костя, рассказывая про своих удальцов, заявил в сердцах, что сыновья стали ему в такую копеечку, что гораздо дешевле было бы отлить две их статуи в натуральную величину из чистого золота, чем содержать их. От судьбы не уйдешь, философски замечал он: догонит — не так, так этак…

Жил здесь дядя Костя спокойно, ревизоров не боялся: он «завязал», ему самому уже ничего не было нужно. От прежнего у него осталось лишь некоторое профессиональное самолюбие: он считал себя в силах помочь кому-то и помогал, но теперь это был не «нужный» или денежный человек, как раньше, а уважаемый лично им, дядей Костей, человек, как, например, архитектор-садовод.

В Ташкент Максуд прилетел, как и предполагал, к обеду. Рекомендация дяди Кости сработала безотказно, и он поселился в прекрасной гостинице, в просторном номере с кондиционером. Возвращая документы, администратор, красивая, еще молодая женщина, игриво сказала:

— Поздравляю вас с днем рождения, Максуд Ибрагимович.

Гимаев опешил… Да, у него действительно был день рождения, и не просто день рождения, ему сегодня стукнуло тридцать лет… Он ходил из угла в угол в своей прохладной комнате и усмехался. День рождения… Этот день он теперь никогда не забудет: считай, с самого утра сплошные подарки — освобождение, встреча с дядей Костей, неожиданно принявшим доброе участие в его судьбе, роскошная гостиница, в которую ему самому никогда не попасть бы… В общем, было чему радоваться, и он решил отметить это событие.