Интифада - страница 4

А Панов направился на площадь, к магазину. Там он, ни минуты не сомневаясь, купил дорогую бутылку виски ноль семь литра и литровую бутыль с содовой водой. Затем зашел на рынок и бросил в сумку пару килограммов помидоров и огурцов, а также зелень. Завершением покупок стали большой кусок свиного окорока, батон сухой колбасы, ломоть сыра и несколько горячих лепешек.

– Ну, все, – сказал, садясь в машину, Панов, – поехали. Сколько мы с тобой не виделись?

– Семь лет, Алеша, семь лет. Многое за это время произошло. Многое изменилось, – залепетал Марк и, как показалось Панову, он даже прослезился.

Все два дня, прошедшие после звонка Лурье из Израиля до их встречи в Мытищах, Панов думал о прошлых годах, о прожитой жизни. С Марком и без Марка.

Так уж получились, что друзья детства расставались, как им казалось «навсегда», уже несколько раз. В раннем подростковом возрасте, одетые в одни только длинные синие сатиновые трусы и сандалии на босу ногу, они вместе гоняли на велосипедах по многочисленным закоулкам дачных поселков вблизи станции Мамонтовская под Москвой. У семьи Льва Исааковича Лурье была там своя дача. А мать еще совсем юного Алексея Панова Александра, вместе с сестрой Лидией и ее мужем Петром Григорьевичем, несколько лет снимали полдома по соседству. В Мамонтовке ребята и подружились.

Но затем, в начале шестидесятых годов, родственники Панова снимать дачу перестали, предпочтя этому виду летнего отдыха поездки на автомашине, которую приобрел Петр Григорьевич, или дядя Петя, как называл его тогда еще подросток Алеша Панов. На модном в те годы «Москвиче» они исколесили всю Прибалтику, ездили в Закарпатье, на южные морские курорты и так далее. Панов был школьником, мать и дядя Петя – преподавателями вузов, а тетя Лида вообще не работала. Так что летние каникулы касались всех, отпуск был длинным, а поэтому и поездки длились подолгу, по два с лишним месяца. Впечатлений было очень много.

Так продолжалось три года. В то время друзья были абсолютно уверены, что расстались уже навсегда. Тем более, что и интересы у них оказались совершенно различными. После окончания школы Алексей Панов пошел учиться в московский институт иностранных языков, недолгое время работал гидом-переводчиком «Интуриста», а затем удачно устроился на работу в крупнейшее журналистское Агентство. А Марк Лурье предпочел МГУ, где познавал все премудрости физики и математики, позже став младшим научным сотрудником одного из крупных столичных научно-исследовательских институтов.

Однажды, в середине шестидесятых годов, они пересеклись в известном и очень популярном тогда в Москве пивном баре «Пльзеньский» в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. Этот огромный деревянный павильон появился на набережной Москвы-реки еще лет за десять до их встречи, в дни проведения выставки Чехословакии в СССР. Но после закрытия экспозиции было принято решение пивной бар оставить и в летние месяцы снабжать его бочками с пивом из самого Пльзеня. То есть, как объясняли самые ревностные московские почитатели пенного напитка, из «пивной столицы» Западной Чехии.

Отсюда и название «Пльзеньский», или сокращенно «Пльзень», даже «Пиль». Пиво в баре действительно было отменным. Настоящий чешский «Праздрой». Правда цены кусалась, особенно для студенческого кошелька. 32 копейки за кружку. В середине шестидесятых годов это казалось дорого, поскольку бокал «Жигулевского» в пивной палатке напротив дома Панова на Большой Полянке стоил 22 копейки. Но ничего, как-то справлялись. Даже настоящими «шпикачками» закусывали, по 50 копеек за порцию. К тому же к моменту встречи и Алексей, и Марк уже «свои университеты» заканчивали, и оба подрабатывали, как могли. Первый – переводами, второй – уроками математики для школьников. Так что деньги у них водились.

Друзья детства остались друг другом довольны. Оба выглядели очень модными и могли спокойно выпить за время застолья по 12 кружек пива. К тому же в тот вечер в баре выяснилось, что занимавшийся с раннего детства музыкой Марк прекрасно играл на гитаре, и вместе с Пановым они тогда же, в «Пльзене», исполнили на два голоса ту самую «Yesterday», которая спустя много лет Лурье с ностальгией слушал у вокзала в Мытищах. Пели они тогда и «Yellow submarine», и «Girl», а «на закуску» предложили вниманию окружающих ставшую в те годы очень популярной песню американских борцов за права негров «We shall overcome…» Посетителям бара их пение понравилось. И к столику, за которым собрались друзья и их кампания, в тот вечер официанты то и дело несли «халявное» пиво – от благодарных слушателей.