Исаак Лакедем. Актея - страница 13
— Я же говорил, что ты маг! — воскликнул Орсини со смехом, за которым пряталась надежда. — Разве я не утверждал, что ты постиг все науки, подобно знаменитому Никола Фламелю, о ком было столько разговоров в начале нашего века? Я же говорил, что если бы ты захотел…
И он осекся, не решаясь закончить.
— И что же? — спросил путник.
— Если бы ты только пожелал… как и он… ты бы мог делать… — снова не договорил капитан.
— Что, собственно, делать?
Орсини приблизился к паломнику и, положив руку ему на плечо, шепнул:
— Золото!
Незнакомец усмехнулся. Вопрос не удивил его: на протяжении всего пятнадцатого и в начале шестнадцатого столетия основной заботой алхимии, этой незрячей матери химии, было найти способ получить золото.
— Нет, — отвечал он, — я не смог бы делать золото.
— Но почему же? — простодушно воскликнул Орсини. — Ведь ты столько знаешь!
— Потому, что человек не может и никогда не сможет получать ничего, кроме сложных и производных веществ, а золото — материя простая и исходная. Произвести ее могут лишь Бог, земля и солнце!
— Ты недобрый вестник, — разочарованно проговорил Наполеони Орсини. — Так, по-твоему, делать золото нельзя?
— Нельзя, — отвечал его собеседник.
— Ты заблуждаешься! — вскричал Орсини, не желая расставаться с давно лелеемой надеждой.
— Нет, не заблуждаюсь, — холодно сказал странник.
— Итак, ты утверждаешь, что делать золото нельзя?
— Нельзя — повторил незнакомец. — Но возможно нечто подобное этому: можно отыскать давно спрятанные сокровища.
Молодой капитан вздрогнул.
— Что? Ты в это веришь? — крикнул он, впившись пальцами в плечо незнакомца. — А ты знаешь, о чем гласит молва?
Путешественник взглянул в глаза Орсини, но не произнес ни слова.
— Утверждают, что в этой крепости зарыт клад, — закончил молодой капитан.
Гость задумчиво молчал. Потом он заговорил как бы с самим собой, что делал и ранее, видимо, по давней привычке:
— Странное дело! — начал он. — Геродот повествует, что от древних эфиопов осталось множество кладов, охраняемых грифонами. Он также указывает, соком какого растения надобно протереть глаза, чтобы эти грифоны стали видимы, а следовательно, и открылись места, где таятся сокровища…
— Ах! — выдохнул Орсини, дрожа от нетерпения. — И этот сок при тебе?
— При мне?
— Разве ты не сказал, что много странствовал?
— Я много странствовал, это правда. И может быть, в своих скитаниях не раз попирал ногой ту травку, не помышляя протереть глаза соком, брызгавшим из-под сандалий.
— О! — прошептал Орсини, метнув шлем на стол и вцепившись обеими руками себе в шевелюру.
— Однако, — продолжал странник, — я обязан хоть чем-то отплатить вам за гостеприимство. И, если вам угодно меня выслушать, я поведаю об истории гробницы, перестроенной вами в крепость, и императорской виллы, превращенной вами в гвельфский замок.
Орсини ответствовал лишь пренебрежительным кивком.
— Все же послушайте, — продолжал странный собеседник. — Кто знает, может статься, вы найдете в этой истории оборванный конец одной из ниточек, указывающей путь в раскопках, которые вы проводите, укрывшись здесь под тем предлогом, что следует наблюдать за вашим противником Просперо Колонна?
— О, тогда говори, говори! — почти закричал Орсини.
— Следуйте за мной, — промолвил незнакомец. — Нужно, чтобы во время моего рассказа вы смогли обозревать места, о которых пойдет речь.
И он направился первым, словно не нуждался в проводниках и знал внутреннее устройство крепости не хуже ее владельца. Выйдя во двор, он открыл потайную дверь и подошел к груде мрамора, громоздившейся в центре новых строений, очерчивая правильный круг; ее форма и дала название всему Касале-Ротондо.
Эта гробница была недавно, и уже не впервые, разграблена. Разбитые урны валялись рядом с некогда хранившимся в них пеплом — всем, что осталось от какого-то великого философа, военачальника или императора.
Общий беспорядок свидетельствовал о раздражении тех, кто вел святотатственные раскопки и, ожидая найти золотые россыпи, обретал лишь горстку праха.
Путник проследовал мимо разбросанных остатков разбитых урн и развороченных склепов, уделив этим недавним раскопкам и новым осколкам столь же мало внимания, сколь и тому, что он увидел при входе в крепость. Вступив на лестницу, опоясывающую по спирали гигантскую гробницу, он в одно мгновение взбежал на ее вершину.