Исцеляющая любовь - страница 28

Барни гордился мужеством отца и попытался заверить Уоррена, что для Харольда это не просто способ борьбы с болезнью. Он подошел к этому вопросу по-деловому и, перерыв университетскую книжную лавку, пришел к выводу, что работа Харольда может восполнить существенный пробел в издании художественной литературы.

— Ему это придаст новых жизненных сил.

Что касается Лоры, то ей встреча с семьей радости не принесла. Едва войдя в родительский дом, она ощутила, что семейная жизнь Кастельяно трещит по швам. Каждый старался сделать Лору своей союзницей, словно ища в этом оправдание избранному им пути. А пути их теперь совсем разошлись.

Инес, которая стала так часто бывать в церкви и исповедоваться в грехах, что едва ли успевала нагрешить в промежутках, уговаривала Лору пойти с ней к исповеди.

— Извини, мама, — ответила дочь, — но мне не в чем исповедоваться.

— Дитя мое, мы все от рождения грешники.

На мгновение Лора забыла, что первым ослушанием человека был Адамов грех. Ей вспомнилось другое позорное пятно, павшее на человека после изгнания из рая: Каинова печать. Это было ближе к тому, что она видела дома. Разве я сторож сестре моей? Она знала, что ответ — по крайней мере, в представлении ее матери — будет утвердительным.

Общество отца тоже тяготило ее. Однажды, вернувшись домой поздно вечером, она услышала, как отец зовет ее пьяным голосом из кабинета: «…Venga, Laurita, vengacharlar con tu papa..» «Иди сюда, поговори с отцом!»

Она нехотя повиновалась.

Луис сидел в рубашке с короткими рукавами, обеими руками облокотясь на стол, на котором красовалась наполовину опустошенная бутылка.

— Выпей со мной, Лаурита, — предложил он, едва ворочая языком.

— Нет, папа, спасибо, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие. — И тебе, по-моему, тоже уже хватит.

— Нет, дочь моя, — ответил отец. — Боль еще не ушла.

— Что? Я не поняла.

— Я должен пить до тех пор, пока не перестану чувствовать боль бытия.

— Перестань, папа, не надо подводить философскую базу! Ты просто пьяный старик.

— Не такой уж я и старик, Лаурита, — возразил Луис, ухватившись за последнее определение. — В том-то вся и трагедия. Твоя мать отреклась от мира, от дьявола и от всего плотского. Она не подпускает меня…

— Мне так необходимо это выслушивать? — перебила Лора, чувствуя нарастающее смущение.

— Нет-нет, конечно! Я просто подумал, может, если ты увидишь, как тяжела моя жизнь, тебе будет легче понять, почему я пью.

Она не знала, что ответить.

Но отец продолжал:

— Хоть бутылка от меня не отворачивается. Когда мне холодно, она меня согревает. Когда страшно, утешает.

Этот разговор показался Лоре невыносимым.

Она встала.

— Я иду спать. Мне завтра заниматься.

Уже в дверях она снова услышала голос отца:

— Лаурита, я тебя умоляю! Ведь я — твой отец…

Она не обернулась. Она была смущена и оскорблена. И потерянна.

Эстел, разумеется, заметила, что никто из семейства Кастельяно практически не притронулся к угощению, любовно приготовленному ею по случаю Рождества. Инес сидела как каменное изваяние, Луис пил вино, а Лора то и дело смотрела на часы, считая не то что дни, а часы и минуты до благословенного возвращения в Бостон.

Нелегкая обязанность по поддержанию беседы легла на хрупкие плечи Харольда Ливингстона.

Он с улыбкой повернулся к Лоре.

— Барни говорит, вы оба в этом семестре заработали по высшему баллу за органическую химию. Не забрасывайте это дело — и двери в медицинский для вас открыты.

— Для Барни — может быть, — согласилась Лора. — Но моя научная руководительница говорит, что в медицинских кругах женщины не приветствуются. Только для того, чтобы попасть на собеседование, нужно совершить нечто из ряда вон выходящее: стать лучшей в своей группе, заручиться рекомендательным письмом от Господа Бога или, на худой конец, апостола Луки.

Краем глаза она видела, как задело Инес ее богохульство.

— Ну, Лора, ты преувеличиваешь! — сказал Харольд Ливингстон.

— Ну хорошо, — не унималась та. — Кто-нибудь может мне назвать трех известных женщин-врачей за всю историю?

— Флоренс Найтингейл, — немедленно выпалил Уоррен.

— Болван! Она была медсестрой, — оборвал Барни.