Исчезнувший - страница 13

стр.

Скамейка была для курильщиков, но Рамс не курил. Потому что он вообще не курил, экономя здоровье. Хотел прожить долго – очень долго. Утверждал, что грузины вообще долгожители, а сваны – и вовсе почти бессмертны. Его личный дедушка прожил то ли сто пятьдесят, то ли сто пятьдесят тысяч лет, и собственными руками загрыз последнего мамонта. Рамс собирался побить рекорд дедушки, но я терялся в догадках – кого он изберет на роль мамонта? Дункан Маклауд, блин.

Резко свернув в его сторону, я остановился напротив скамьи и строго спросил:

– Где твое боевое настроение, боец?

– Какой такой боец-шмаец, э? – он протянул ко мне ладонь жестом нищего на паперти. – На меня сейчас Макарец кричал – денег хочу, говорит.

– А ты?

– А где я ему деньги-меньги возьму? Два с половиной клиента за весь ночь – это деньги, да? Это слезы. А он говорит – уволю! За что уволю, Мишок? За слезы, да?!

– Тю! – удивился я. – Так это ты из-за Макареца расстраиваешься? Нашел, о чем горевать. Это же больной человек, Рамс. Его из психушки под подписку выпустили. Вот он и ходит, людям мозг насилует. Мне сегодня тоже попытался. Я же из-за этого не расстраиваюсь.

– Тебе тоже? – Рамс буквально расцвел, осознав, что он также не одинок. – А тебе за что?

– За то же, что и тебе. Денег хотел.

– А ты?

– А я не дал. Денег все люди хочут. Не каждый их достоин. Вот когда он начнет по команде «Апорт!» мне пиво из ларька таскать – тогда можно будет и по поводу денег подумать.

– Вах, Мишок! – сурово заметил Рамс. – Опять ты все неправду говоришь. Зачем ты постоянно бедного грузина обмануть хочешь?

– Где я тебя обманул, Рамс? Ну, дал я Макарецу четыреста тысяч рублей. Так ведь четыреста тысяч – не деньги, сам знаешь. Это, по нынешним временам, даже не слезы. – Я присел рядом с ним на скамейку, хлопнул по плечу и заговорщицки подмигнул: – А вот ты мне скажи, дорогой – зачем ты от вокзала за мной след в след ехал? Целкость тренировал?

– Какой целкость?! – он гневно сверкнул темными очами. – Я целкость в двенадцать лет потерял! Я – джигит!

– А сваны бывают джигитами?

– Сваны могут быть всем, чем захотят!

– Ух, ты! Здорово. А зачем, все-таки, за мной ехал?

Рамс немножко смутился, хотя у него это плохо получилось – он просто не умел этого делать. Потер кончик мясистого носа и признался:

– А ты город лучше меня знаешь. Всякие закоулки-шмакоулки. Я в пробках не хотел стоять, поэтому за тобой поехал.

У него был такой вид, будто он только что собственноручно втоптал в грязь свое гипертрофированное мужское достоинство. И я пожалел его, сказав:

– Да ты не переживай, Рамс. Я не в претензии. Но с одним условием – теперь мы в расчете и я тебе никакой газировки-шмазировки не должен. Идет?

– Идет, – тяжело вздохнул он и поднялся. – Совсем плохой утро, э? Сначала Макарец уволить хочет, теперь ты меня на газировку кинул. Домой приду – жена точно не даст.

– За жену не скажу, – я тоже поднялся, – а про Макареца смело забыть можешь. У него таких прав нету, чтобы увольнять кого-нибудь. Он завгар простой.

– Зачем тогда он это говорил?

– Потому что сношать мозг ближнему своему – это право у него есть. Это право вообще у любого человека есть. Ты этому только не удивляйся, хорошо?

– Пойду домой, – Рамс осуждающе покачал головой – мол, как вы, кретины, достали со своими мудреными завихрениями! – и таки пошел к воротам. Видимо, имея в виду начать оттуда путешествие к жене. Которая все равно не даст – он сам признался.

Я хмыкнул и зашел в боксы. Беседа с Рамсом неплохо подправила настроение.

Пока я общался с Макарецом и Рамсом, пока между делом носился по территории таксопарка, большинство народа успело разъехаться. Остались те, чей напарник еще не прибыл, поскольку волей клиента был отправлен к черту на кулички, да те, чьи транспортные средства были тяжело больны. Общим количеством не больше полутора десятков человек. Они неприкаянно слонялись по гаражу, изредка сбиваясь в стихийные кучки.

Из общей массы выбивался Генаха Кавалерист – жилистый тощий мужик лет на пять старше меня. Он стоял возле смотровой ямы, гордо выгнув колесом свои потрясающей кривизны ковбойские ноги, и разглядывал плакат на стене.