Ищейки: Часть I - страница 8

— Мне двадцать один год и я не мелкий, — сердито буркнул Эрех. — Я знаю, кто такие севрассэ, я просто не знал, как работают когтями…

Ишь ты! Севрассэ! Сопливое дитя подчеркивает, что он, Йон Рейке, варвар эдакий, коверкает язык его великой белобрысой цивилизации, которая уже больше десяти веков лежит в пыльных руинах.

— И где ты их видел, знаток?

Дитя засопело, но неохотно призналось:

— В городской тюрьме. Служил когда-то при допросной.

На некоторое время в подвале воцарилось молчание. Рейке с возрастающим удивлением рассматривал нежное девичье личико будущего дока. С большими сюрпризами, однако, человек.

— Так, — подвел итоги Йон. — Ясно. Вернемся к нашему барану. Отдать тело ты не можешь по понятным причинам. Так почему бы не подкинуть его в морг или Анатомический театр, э?

— Я думал, — признался Эрех. — Но своими силами это невозможно. Театр и морги при госпиталях охраняются от кладбищенских воров, протащить его незамеченным не получится. И главное, вы представляете последствия, когда магистрат хотя бы заподозрит, что его сын был вскрыт в Анатомическом театре?

Рейке представлял. В его представлениях театр горел, причем вполне реальным, а не синим пламенем, а перед ним на ветру раскачивались тела всех, кто даже мимо прошел. Тул Ойзо был единственным и любимым сыном магистрата, старый козел его смерть не простит.

— Я решил, что единственная возможность избежать последствий, эм… моих действий, это найти убийцу. Тогда же никто не спросит, что конкретно случилось с сыном магистрата, так ведь? Если убийца найден…

Йон мальчишку понимал. Он разглядывал оттопыренные ушки новоявленного клиента и видел куда больше, чем тот хотел показать. Например, старую тужурку, слишком свободную для тощего тельца, с перелицованными и надшитыми рукавами. Гербовые пуговицы срезаны, заменены на простые, из скорлупы водяного ореха. Светлые, по-астийски густые волосы полностью сбриты и теперь отрастали, чтобы, скорее всего, вскоре быть сбритыми вновь. Сплошная экономия, одна десятая ляня в цирюльне раз в полгода. Усы и борода у астов не растут, покупать бритву парню сплошное разорение. Судя по весу, что у подзаборного кота, питается он плохо, в лучшие дни заедает сырую воду картошкой, в обычные же обходится просто водой и тем, что подкинут сердобольные санитарки. Благо внешность у него такая, пробуждающая родительские инстинкты. Так и тянет подкормить и оттаскать за уши, паршивца.

А все, что зарабатывает, он тратит на свою мечту. Йон криво усмехнулся.

Печальна судьба одаренных. То, что ребенок избран Богом как сосуд для дара обнаруживается, обычно, лет в пять. После чего приезжает телега из какого-нибудь Убежища, и ребенок навсегда покидает семью, переселяясь под холодные каменные своды. Там изо дня в день одаренный моет полы и зубрит священные тексты, а наставники розгами вколачивают в него умение пользоваться выданной Богом благодатной искрой. Годков через десять принявшего обеты ребенка выкидывают обратно, в большой и абсолютно чуждый мир, в котором он должен преданно служить избравшему его, а как это выйдет — только Богам и решать. А решения эти ведомы только самим Богам. И хорошо, что этот конкретный ребенок умудрился зацепиться в жизни, а не закончить ее на поле боя, когда в госпитальную палатку попадает криво летящий снаряд.

Да, Рейке знал, каково быть таким мальчиком. Когда-то давно он и сам им был.

— Короче, — подвел он итого. — Завтра ты что делаешь, док?

— Выходной у меня.

— Просто замечательно. Встречаемся у Восточных ворот в час Белой Собаки. Понял? С утра я еще кое-куда забегу по делам. И, кстати, давай-ка, плати мне аванс. А то знаю я вас, служителей шприца и клистира. Деньги хоть есть, э?

Деньги были, видать зарплату недавно получил. Отобрав у клиента десять лян мелочью, Йон ссыпал монеты в карман и направился к выходу из лаборатории, представлявшей собой подпол под хибарой, где жил непутевый целитель.

— А что же я есть буду? — растерянно донеслось вслед.

— А вот его и ешь, — хмыкнул сыщик, кивнув на труп. — А если серьезно, то ты это, док, не вздумай больше кромсать магистратских детей. Эй, ты меня слышишь, мелкий?