Искания - страница 12
автоматическая
лирика:
«Сегодня дурной
день,
кузнечиков хор
спит,
и сумрачных скал
сень
мрачней гробовых
плит».
И вдруг
ему взбредет уснуть –
в приемник
наплывает муть,
и ток
высокой частоты,
и сон
высокой чистоты.
И в ухо
чернотелефонное
и в телевидящий
зрачок
всплывает
небо Калифорнии,
снег,
Чарли Чаплин
и еще –
киножурнал,
петух Патэ
и пенье флейты
в слепоте.
Дождем
частя,
эфиром
пронесен
в шести
частях
полнометражный
сон.
И во сне
смеется Робот
механический,
грудь вздымая,
как кузнечный мех (анический)
с сонных губ
слетает в хобот
смех (анический).
Робот спит,
забыв стихи и книги,
Робот спит
бездумным сном щенка.
Только окна
отражает
нике –
лированная щека.
Приборы теплятся едва,
свет погасить в мозгу забыли…
И ноги
задраны,
как два
грузоавтомобиля.
2
Стальной паутинкой –
радиомачта.
Граммофоны.
Пластинки.
Трансляция начата.
Роботу шлет
приказания все
в синем шевьотовом
умный monsieur.
Коробка
лак-мороз,
где луч
и звук
синхронны,
нить
фосфористой бронзы
в четырнадцать
микронов.
И в аппаратную плывет,
то грянув,
то стихая,
продроглый гул
норвежских вод,
стеклянный шум
Сахары.
То провод
искоркой кольнув,
то темнотой
чернея –
любую
примет он
волну,
и Гамбург,
и Борнео,
и SOS
мертвящих глыб морских…
Планетным гулом
о́бнят,
одной волны –
волны Москвы
принять
не смеет Робот.
Струится пленка
в аппарат –
читает Робот
реферат:
«Болезни металлов,
распад молекул,
идет эпидемия
внутренних раковин,
в больницах
лежат машины-калеки,
опухшие части торчат
раскоряками,
машин не щадит
металлический сифилис
на Ниагаре
турбины рассыпались…»
Кончилась
лекция.
Monsieur
включает –
с трещинкой –
жанром полегче,
программу
в духе Лещенко.
И Робот идет,
напевая,
пальцы
как связка ключей:
«По улице,
пыль подыма-ая,
прохо-дил
полк гусар-усачей.
Марш вперед,
труба зовет,
чер-ные гу…»
Оборвут на полслове
песенки тон,
и губами резиновыми
не шевелит он,
пораженный
чудовищным энцефалитом,
Робот ждет приказаний
с открытым ртом.
3
Ровно в 7
пунктуально
по Гринвичу,
руки сложной системы
от себя
потяготою
ринувши,
когда стены коробок
полосой озаряются красной,
просыпается
Робот,
в суставах коленчатых хряснув.
Подымает
скафандром
сияющий череп,
на волнистом затылке узор, –
это
родинка фирмы,
фабричный герб
из геральдики Шнейдер-Крезо́.
И
с волны
золотого собора
переливом колеблемых волн
в ухо Робота звоном отборным
колокольнею
вклинился
Кельн.
Он встает,
протирает
мелом и замшей
электрический чайник щеки,
пылесос
рукавицею взявши,
выметает сор и стихи,
и на службу –
в концерн,
к стеклянному дому
в конце…
Слышит дом
шага четкого клац,
Робот лбом
отражает
Потсдаммерплац.
Несгибаем и прям,
конструктивно прост,
нержавеющий Робот
ртутною мордой
улыбается
во весь рост
подъяремным
Линкольнам
и Фордам.
По доспехам плывут
вверх ногами прохожие,
и рекламами,
окнами,
спятив с ума –
светлой комнатой смеха
на никельной роже
гримасничают дома.
И на заводе
у крыл машимых –
уже заводят
парней машинных.
В руках –
зазубрины,
поршнями
хрюкая,
впродоль
стены
стоят
безропотно –
кинжалозубые
молоткорукие
цельностальные
ребята – Роботы.
А Робот-люксус,
выпучив «цейсы»,
к воротам завода
прирос полицейским.
(Не оглянувшись
на ворохи дыма,
живой
безработный
проходит мимо.)
И приторно тянет
ипритом оттуда,
стеклянно-синий
снят цилиндр,
заботливо
в баллон
укутан
нежнейший…
нитроглицерин.
Им ничего,
не дышат,
не люди,
вуалится газ
у лица
на полуде.
А вечером
синим апрелем
к Роботу
входит
тонная фрейлейн.
Шапочка –
наискосок,
с фетра
вуалинка,
тонкий
носок
у туфельки
маленькой,
На цыпочках
тянется
к блеску забрала,
и ниточкой –
ручкой
железо забрала.
И гуды
в антеннах
тогда
принимают
скрипичный
оттенок
со склонностью
к маю,
сияющий
иссиня
доспехами,
грубый,
он –
пианиссимо
оркестрится
румбой.
Пошли
по трелям
стальные
ботинки,