Искатель, 1972 № 05 - страница 58
Время двигалось к полудню. Локкарт ожидал свидания с Эриксоном. Три из четырнадцати зеркал, украшавших стены самого лучшего бара в Лондоне, представили Локкарту три варианта его собственного изображения. Одно лицо глядело прямо, одно — справа, а третье — слева. С задумчивым интересом он изучал все три отражения. Молодое худощавое лицо, мужественное лицо морского офицера. Черные круги под глазами — вполне понятное следствие переживаний недавнего прошлого. На фоне изысканного зала с толстым мягким ковром на полу, со сверкающей мебелью фигура Локкарта выглядела, пожалуй, несколько неуместно. В зале были и другие офицеры — всех трех родов войск. Они расположились вдоль стойки бара или за столиками.
Однако эти офицеры были мало похожи на фронтовиков. Выглядели так, словно сидели в этом баре с самого начала войны. «Но и я не совсем посторонний в этом месте», — решил Локкарт. К тому же его синяя форма гармонирует с цветом ковра. А еще одна порция розового джина переведет его в разряд завсегдатаев… Он осмотрелся.
— Официант!
— Да, сэр, — официант, почти уже старик, вырос рядом с ним.
— Еще порцию розового джина, пожалуйста.
— Хорошо, сэр.
— В воде сверху плавает пыль, — указал Локкарт на кувшин, стоявший на столе.
— О, простите, сэр, — старик огорченно прищелкнул языком, поднял кувшин, минуту рассматривал его на свет, а потом поставил на поднос.
— Я сейчас же заменю ее, сэр. Извините, сэр, — снова повторил он. — Война, сэр.
— О господи! — сказал Локкарт, — Ну тогда ничего.
— Вы представления не имеете, сэр, что у нас теперь творится. — старик-официант сокрушенно покачал головой. — Разбитые стаканы, льда не хватает, куски пробки плавают в шерри. На днях у нас подали таракана в жареной картошке.
— Вам обязательно все мне рассказывать? — спросил Локкарт.
— Я только хотел упомянуть об этом, сэр. Мы вовсе не стремимся подавать такое посетителям, но что делать? Мы теперь не в состоянии получать, что когда-то получали. На прошлой неделе был американский офицер, так он жаловался, что содовая слишком тепла…
— Да, теплая содовая жуткая штука, — томно сказал Локкарт.
— Она может все испортить, сэр.
— Это уж точно, и плавать в ней ужасно.
— Простите, сэр?…
— Ничего, ничего, я просто кое-что вспомнил, — произнес Локкарт.
— Значит, порцию джина, сэр?
— Да, и, пожалуйста, двойную, — он поднял глаза и увидел Эриксона в дверях бара. Секунду размышлял, потом добавил: — Вообще-то, сделайте два двойных джина. У нас, кажется, есть что отпраздновать.
Эриксон увидел его. В движениях командира чувствовалась некоторая скованность, которую Локкарт тут же заметил, понял и оценил. Вот с каким человеком можно пройти всю войну…
— Сэр, поздравляю, — сказал он, когда Эриксон подошел к его столику, и широко улыбнулся.
Эриксон смущенно посмотрел на свою фуражку. Сияющее золотом украшение козырька говорило о присвоенном новом звании.
— Спасибо, старпом, — поблагодарил Эриксон. — мне об этом только на прошлой неделе сообщили. За выслугу лет, конечно.
— И больше не за что, конечно? — в тон ему заметил Локкарт. — Но все равно, выпью за это. — Он допил остатки джина и посмотрел в сторону бара. — Я заказал вам двойной джин.
— Ну что ж, — сказал Эриксон. — для начала неплохо.
Принесли напитки. Эриксон кивнул и поднял свой стакан. Локкарт опять посмотрел на золотые украшения козырька фуражки капитана 3-го ранга.
— Сомневаюсь, что я сам когда-нибудь вырасту в звании, — наконец сказал он. — Выслуги лет не хватит. По крайней мере, я считаю, что не хватит. А больше в моем случае ничто не поможет.
— Не будьте так самоуверенны, — возразил Эриксон, помолчал и сообщил: — Я вчера большую часть дня провел в адмиралтействе. Дело продвигается.
Локкарт вдруг почувствовал нервную дрожь — ужас, который он еще не научился подавлять. Если «дело продвигается», то ему придется двигаться с ним. А это означает, что все нужно начать сначала. Нервы его, до предела натянутые после гибели «Компас роуз», казалось, принимали любую перемену как конец света. Даже бронзовые украшения на фуражке Эрискона были одной из таких перемен: они похожи на тайный сигнал, который неожиданно меняет все, что было хорошо знакомо, означает для него лишь трудности и осложнения. Одиночество, новые трудности, прощание… Он резко переменил тему разговора и спросил: