Искатель, 1972 № 05 - страница 67

— Мне это известно, — ответил Локкарт, — но, видите ли… Я участвовал во всех операциях в течение трех лет. Теперь четыре месяца на суше, принимаю новый корабль. Просто хотелось узнать, что происходит.

Серые глаза в упор смотрели на него.

— С какого вы корабля? — спросила она через секунду.

— С «Салташа».

— Ах да, новый фрегат, — она мягко улыбнулась. Локкарт даже задрожал. «Господи, я не видел ничего подобного уже целую вечность, — подумал он. — А потом, черт побери… Конечно, этому найдется объяснение». И он вновь услышал ее голос: — Нет ли у вас на борту молодого человека по имени Гэвин Хольт?

— Да, есть. Наш гардемарин. Он передавал вам привет.

— Передайте и ему… — Она продолжала дружески; — Кто ваш командир? Или это вы и есть?

— Нет, капитан третьего ранга Эриксон.

— Тогда, — взгляд ее остановился на двух золотых нашивках его рукава, — вы старший помощник?

— Да, — кивнул он.

— Вам это не кажется странным? — Лицо ее на секунду нахмурилось. — Почему вы сами не командуете кораблем?

— Потому что захотел остаться с Эриксоном, — несколько вызывающе ответил Локкарт.

— Вы что же, боитесь самостоятельности? — брови ее удивленно взметнулись вверх.

Локкарт вдруг покраснел. «Ладно, хватит», — подумал он.

— Если б я боялся быть командиром, то никогда в жизни не признался бы в этом вам.

На лице девушки появилась улыбка. Теперь улыбались и глаза, откровенно притягивавшие его взгляд.

— Извините, — сказала она после недолгого молчания. Голос был тихий и веселый. — На самом деле, прошу прощения… Слушайте, если бы вы работали здесь, где так много молодых людей и так много неуклюжих интриг, попыток получить звание повыше и при этом поменьше работать, вы бы и сами стали несколько подозрительны.

— Увы, у меня все не так, — ответил Локкарт.

— Я в этом уверена, потому что вспомнила, кто вы такой. Вы вместе с Эриксоном были на «Компас роуз», не так ли?

— Да. Откуда вы знаете? — спросил Локкарт.

— Кто-то здесь говорил об этом вчера вечером… И вы потопили лодку. Мне еще раз извиниться?

— Нет-нет, ни в коем случае… Но это хоть как-нибудь повысило мои шансы увидеть карты и услышать новости?

— Это гарантировано, — с готовностью кивнула она. — Что вам рассказать?

Они говорили о делах целых десять минут. Из этого разговора Локкарт вынес несколько сумбурное представление о том, что дела в Атлантике понемногу улучшаются после тяжелых недель Рождества, что второй офицер Хэллэм занимает должность вот уже четыре месяца и что глаза офицера скорее темно-серые.

— Полагаю, вы очень заняты приемкой корабля, — вскоре сказала она, и Локкарт принял намек безоговорочно. Такая уж это девушка.

И все же прощание Локкарта было слегка омрачено. Когда он уже выходил, в комнату заглянул молодой флотский лейтенант и спросил:

— Обедаем вместе, Джули?

— Да, Эдвард, минут через пять… — улыбнулась она в ответ.

«Джулии, — думал Локкарт, шагая вдоль мрачного коридора, — прекрасное имя!» Пройдя еще несколько шагов, он решил, что ему никогда особенно не нравилось имя Эдвард.

Конечно, Локкарт был очень занят приемкой корабля. Как и все. Команда прибыла из девонпортских казарм и состояла в основном из жителей западных графств. Теперь на борту «Салташа» было 172 человека. Их размещение и назначение на вахты было трудным и довольно скучным делом, требовавшим большого терпения. Основная забота об этом выпала на долю Локкарта и боцмана Барнерда. Барнерд — полная противоположность Тэллоу. Тэллоу был медлительным и солидным. Барнерд же оказался маленьким, энергичным, соображал быстро. Он походил на хрупкого салонного актера, пытающегося играть фермера. У него росла золотистая бородка. Локкарт, увидев его впервые, подумал, что Барнерду стоило бы ее сбрить: слишком уж она ему не шла. Но эта настоящая атлантическая бородка выращена во время жестоких штормов, когда невозможно побриться… Барнерд был сторонником жесткой дисциплины, не терпящим нарушителей. Однако он обладал и какой-то особой добротой.

Иногда офицеры развивали такую бурную деятельность, что от нее нельзя было укрыться ни в одном уголке корабля. Наибольшая доля шума и беготни, несомненно, устраивалась Аллингэмом, который горячо взялся за дело, пытаясь передать своим артиллеристам хотя бы часть той подготовки и дисциплины, которую только что сам получил в Уэйл-Айленде. Его австралийский акцент слышался в любое время суток в любом закоулке верхней палубы. Его расчеты занимались упражнениями по заряжанию и стрельбе из орудий; сначала раздавалась серия резких громких команд, затем механический лязг замков и подъемников, затем новый поток слов, обычно недовольных или угрожающих. Был в деятельности Аллингэма какой-то смак, какой-то вкус к делу, который быстро создал ему популярность среди команды, несмотря на грубые методы. Слова, употребляемые им, могли бы в устах Беннета звучать очень неприятно, но у Аллингэма они не вызывали недовольства. Аллингэм оказался исполнительным и толковым специалистом, и был всегда в состоянии все необходимое сделать сам. Так что люди шли за ним без промедления.